Дилетантизм в искусстве

Фатальные стратегии

...В контексте стратегии на освоение реальности поэтика Дмитрия Гутова крайне индивидуальна: она может быть названа поэтикой критической реальности. Исходное положения этой поэтики полемичны как охранительному консерватизму Захарова и "герменевтов", но и не смыкаются с витализмом Осмоловского и Кулика: реальность с его точки зрения не бессмысленна, а чревата значениями. Главное обратить сознание на ее вдумчивое постижение, на считывание укорененных в ней смыслов. Поэтому основная проблема поэтики критической реальности - это обретение способности к обьективному суждению, референцией которому был бы не текст, a действительность. Отсюда ее понимание деконструкции как чистой схоластики и требование от высказывания критической ясности и аналитической емкости. В художественной практике это означает установку на максимальную редукцию языка: реальность проявляется там, где язык достигает своей предельной минимализации и прозрачности. Иначе говоря, бытие проступает там, где исчезает искусство. Этот эстетический аскетизм выдает внутренний этический пафос поэтики критической реальности, ее принципиальную преемственность традиции русского критического реализма Х1Х и ХХ веков. Однако этическая строгость этой поэтики не мешает ей придавать исключительную значимость акту репрезентации: ведь обьективное суждение, будучи обретенным должно быть провозглашено громогласно. Т.о. искусство, сначала редуцируется, а затем экзальтируется до феерической зрелищности. Однако, насколько референтны обьективные высказывания поэтики критической реальности? Ведь они представляют собой ничто иное как инсталляционные вариации произведений давнего и недавнего прошлого. Иначе говоря референтным произведениям Гутова оказывается не достоверная реальность, а реальность художественная. Саморедукция языка представляет собой не выявление реальности, а лишь процедуры тавтологии, т.е. замыкание языка на себе. Так суровый критический реализм оборачивается утонченным эстетизмом. Симптоматика этой поэтики состоит в выявленности в ней коллизий становления нового критического сознания: идейной основой поэтики Гутова оказывается возвращенный из небытия марксизм, т. н. "ленинская теория отражения", теоретическое наследие Михаила Лифшица. Закономерный своей установкой на аналитическое рациональное противостояние сфере бессмыслицы и энтропии, новый критицизм тем не менее лишен самоценной методологии и оказывается результатом рециклирования. Свою новую ортодоксию Гутов исповедует с не меньшей одержимостью чем та, с которой Осмоловский и Кулик вызывают демонов власти и хаоса.