ВРЕМЯ-MN , 07.09.1999
СДЕЛАЙТЕ НАМ НЕПОНЯТНО
ЕЛЕНА ГУБАЙДУЛИНА
В рамках "Неофициальной Москвы" прошел смотр театрального
андеграунда
В театральной программе "Неофициальной Москвы" значились и
вполне официальный Российский Академический Молодежный театр
("Шаман и Снегурочка" Александра Пономарева), и довольно известный
театр "Около дома Станиславского" Юрия Погребничко, и популярный
"Класс экспрессивной пластики" Геннадия Абрамова. Преобладали,
однако, названия малоизвестных бездомных трупп. Казалось, что
фестиваль для того и нужен, чтобы понять, каковы дела в
театральном андеграунде.
Каждый неофициальный театр гордится своей эстетической
независимостью. Каждый существует по придуманным для себя законам.
При этом у "как бы разных" театров очень много общего. Наиболее
последовательные преуспевают в увиливании от прямых смыслов и
непомерном усложнении простых понятий. Спектакли изощренно
искажают действительность и ловко путают сущностное с мнимым.
Многие маргиналы работают исключительно для себя, реакция публики
им безразлична. Зато публике они не безразличны. Все непонятное и
непризнанное вызывает любопытство - пусть у узкого круга любителей
зауми. Зрительская аудитория театральной "Неофициальной Москвы"
была чуть пошире. Большинство спектаклей игралось в малых залах,
но они оказывались переполненными. Публика смиренно вглядывалась в
таинственные зрелища, пытаясь разгадать туманные метафоры и
уловить хоть толику смысла в режиссерских абракадабрах.
Безуспешно. "Крутые" альтернативные спектакли задуманы так,
чтобы их невозможно было объяснить. Визуальные образы ценятся
дороже литературных. П отому и с первоисточниками нередко
обходятся безжалостно.
Бывает, что от пьесы остаются только название и несколько
фраз из монолога главного героя. "Ромео и Джульетта" Владимира
Епифанцева ("Прок-театр") - именно такой случай. Череда сценок -
несколько вариаций на вечную тему. По Епифанцеву, любовь - явление
отвратительное. Ромео предстает перед возлюбленной то каннибалом,
поедающим ее тело, то чудовищем с бараньим черепом. Джульетта
пассивно принимает монструозные "ухаживания". Все происходит как в
кошмарном сне.
В спектакле "Модельтеатра" "Генрих IV" текста Пиранделло
сохранилось довольно много. Однако сокращения так сломали сюжетные
линии пьесы, что уследить за происходящим на сцене было непросто.
Режиссера Анатолия Ледуховского оправдывает подзаголовок
постановки - пластическая импровизация. Изысканные мизансцены,
острая пластика танцев, скольжение лучей света по черному
пространству - самое интересное в спектакле. Но представление
"Модельтеатра" - не абстрактный балет, и актерам все же приходится
произносить слова. Голоса звучат натужно. Набеленные лица
искажаются гримасами. (К чему бы это в философской трагедии?)
Клоуны прикидываются химерами. Безумный Генрих тоже видится одним
из приведений. Но напугать кого-то или испугаться самому в такой
ситуации невозможно. Однородное пространство не допускает никаких
проявлений жизни.
Моноспектакль калининградского актера Евгения Гришковца "Как
я съел собаку" - самое неавангардное представление фестиваля. И
вместе с тем самое неофициальное, живое и привлекательное. Актер
болтает с публикой, словно с попутчиками в поезде дальнего
следования, вспоминая то школу, то армию. Герой, всю жизнь
боровшийся с официозом, добродушно иронизирует над повседневными
передрягами. Его исповедь близка каждому - бессмысленность будней
знакома всем.
В театральной программе "Неофициальной Москвы" значились и
вполне официальный Российский Академический Молодежный театр
("Шаман и Снегурочка" Александра Пономарева), и довольно известный
театр "Около дома Станиславского" Юрия Погребничко, и популярный
"Класс экспрессивной пластики" Геннадия Абрамова. Преобладали,
однако, названия малоизвестных бездомных трупп. Казалось, что
фестиваль для того и нужен, чтобы понять, каковы дела в
театральном андеграунде.
Каждый неофициальный театр гордится своей эстетической
независимостью. Каждый существует по придуманным для себя законам.
При этом у "как бы разных" театров очень много общего. Наиболее
последовательные преуспевают в увиливании от прямых смыслов и
непомерном усложнении простых понятий. Спектакли изощренно
искажают действительность и ловко путают сущностное с мнимым.
Многие маргиналы работают исключительно для себя, реакция публики
им безразлична. Зато публике они не безразличны. Все непонятное и
непризнанное вызывает любопытство - пусть у узкого круга любителей
зауми. Зрительская аудитория театральной "Неофициальной Москвы"
была чуть пошире. Большинство спектаклей игралось в малых залах,
но они оказывались переполненными. Публика смиренно вглядывалась в
таинственные зрелища, пытаясь разгадать туманные метафоры и
уловить хоть толику смысла в режиссерских абракадабрах.
Безуспешно. "Крутые" альтернативные спектакли задуманы так, чтобы
их невозможно было объяснить. Визуальные образы ценятся дороже
литературных. П
отому и с первоисточниками нередко обходятся безжалостно.
Бывает, что от пьесы остаются только название и несколько
фраз из монолога главного героя. "Ромео и Джульетта" Владимира
Епифанцева ("Прок-театр") - именно такой случай. Череда сценок -
несколько вариаций на вечную тему. По Епифанцеву, любовь - явление
отвратительное. Ромео предстает перед возлюбленной то каннибалом,
поедающим ее тело, то чудовищем с бараньим черепом. Джульетта
пассивно принимает монструозные "ухаживания". Все происходит как в
кошмарном сне.
В спектакле "Модельтеатра" "Генрих IV" текста Пиранделло
сохранилось довольно много. Однако сокращения так сломали сюжетные
линии пьесы, что уследить за происходящим на сцене было непросто.
Режиссера Анатолия Ледуховского оправдывает подзаголовок
постановки - пластическая импровизация. Изысканные мизансцены,
острая пластика танцев, скольжение лучей света по черному
пространству - самое интересное в спектакле. Но представление
"Модельтеатра" - не абстрактный балет, и актерам все же приходится
произносить слова. Голоса звучат натужно. Набеленные лица
искажаются гримасами. (К чему бы это в философской трагедии?)
Клоуны прикидываются химерами. Безумный Генрих тоже видится одним
из приведений. Но напугать кого-то или испугаться самому в такой
ситуации невозможно. Однородное пространство не допускает никаких
проявлений жизни.
Моноспектакль калининградского актера Евгения Гришковца "Как
я съел собаку" - самое неавангардное представление фестиваля. И
вместе с тем самое неофициальное, живое и привлекательное. Актер
болтает с публикой, словно с попутчиками в поезде дальнего
следования, вспоминая то школу, то армию. Герой, всю жизнь
боровшийся с официозом, добродушно иронизирует над повседневными
передрягами. Его исповедь близка каждому - бессмысленность будней
знакома всем.
|
|
|
|
|
