Группа "Мухоморы" (Свен Гунлах, Константин Звездочетов, Алексей Каменский, Владимир Мироненко, Сергей Мироненко)

Интервью Александры Обуховой

Беседа с Сергеем Мироненко

- В чем для тебя заключалось преимущество группового творчества?
Сергей:
- Прежде всего - мы дружили. А какие преимущества у сольной работы? Ладно, скажем так: работая в группе, постоянно находишься в диалоге, не обязательно словесном.
- Ты имеешь в виду энергетический обмен, подзарядку?
Сергей:
- Есть методика совместной работы под названием "мозговой штурм". Коллективное творчество располагается где-то рядом. Выдвигаются идеи, обсуждаются версии, отвергаются или принимаются варианты. А если это еще и в легкой обстановке типа "хи-хи, ха-ха", то все происходит моментально. Ни про одну акцию не могу сказать - тут сыграл свою роль такой-то, там другой сказал больше нужных слов, а третий сказал только одно слово, но оно стало решающим. Это не принципиально. Речь прежде всего идет о благотворной среде. Помнишь работу Юры Лейдермана с кефирными грибками в банке? Вот наша группа - это такая питательная среда для интенсивного роста.
- Иными словами, "Мухомор" - абсолютно органический феномен, как настоящий гриб? Ни капли искусственности?
Сергей:
- Дружеские отношения органичны.
- Тем не менее, органика тоже структурируется определенным образом. Кто из вас был "пятым элементом"?
Сергей:
- В смысле, лидером? Никто. Задача такая не ставилась. Между нами не было конкуренции, которую подразумевает лидерство. Конкуренция пагубна для группы, она приводит к моментальному распаду. Среди множества причин распада "Мухомора" есть и эта. Просто со временем каждый вышел из диалоговых отношений, стал самодостаточным. Хотя больше всего повлияла на распад, конечно, армия. Это был стопроцентный форс-мажор. Два года серьезнейшего стресса, полного выпадения из нормальной жизни. И потом, мы ушли из одной страны, а вернулись в другую. Это сильно сказалось. Не только мы изменились, но и люди вокруг.
- Неужели все всегда было гладко, без ссор?
Сергей:
- Ссоры были, но никогда не носили принципиального характера. Чтобы мы там между собой подолгу не разговаривали... Нет, это были несерьезные ссоры.
- Чтобы избежать серьезных, вы использовали разделение труда?
Сергей:
- Нет. Все занимались всем. За исключением, пожалуй, Алексея Каменского - он меньше принимал участия в обсуждениях, но был очень рукастый, аккуратный. И если надо было что-то распилить, склеить - то это всегда он.
- Была ли у "мухоморов" модель для подражания?
Сергей:
- Ты что! Никаких моделей, абсолютно. Все происходило в эпоху информационной изоляции и культурной блокады. Относиться к этому факту мы могли только руководствуясь лозунгом "Все это уже было на западе". В том смысле, что нам все равно. Мы, возможно, не знаем истории, но очень хотим что-то сделать - что же мы будем оглядываться. Более того, запад мы ненавидели за это. И всех старших, конечно, не любили.
- Вас объединяла эта нелюбовь?
Сергей:
- Нас объединяла оппозиционность по отношению к искусству как таковому. Для нас хорошо было то, что еще не стало искусством. Если работу хотя бы раз показали на выставке - все, она уже становилась мишенью для критики. А уж когда о каком-нибудь художнике публиковалась статья, он немедленно становился объектом поношения. Мы ругались последними словами - подлец, негодяй, мошенник. Зато мы были гениальные ребята. Все это, конечно, молодецкая удаль. В последующей истории русского искусства у нас были "последователи". По этому поводу я даже сделал работу "Проще быть радикальным, чем талантливым".
- Вам как-то удавалось быть и радикальными, и талантливыми.
Сергей:
- Это было нелегко. Вот у радикалов последнего поколения таланта маловато - нет изюминки в работах, нет тайны. Чистый эпатаж.
- Вы работали в разных жанрах - акции, объекты, альбомы, живопись. Даже записали "Золотой диск". Был ли у вас сценарий? Кто сочинял тексты, кто подбирал музыку?
Сергей:
- Тексты мы писали всегда, и до "Золотого диска". Писали порознь и вместе - для этого устраивали "ночные бдения". С нами иногда работали Батов, Кричевский, Володя Кара-Мурза, Андрей Дегтярев, другие. Мы печатали стихи на машинке, иногда от руки писали, сшивали в книжки и продавали их по копейке - это называлось "дешевая библиотека". Уникальные вещи, созданные в одном экземпляре! У нас был приятель - Женя Матусов, с которым мы познакомились на акции "Расстрел" - мы "расстреливали" его друга. Он занимался подпольным тиражированием и распространением самиздатовских аудиокассет. И предложил записать на магнитофон наши стихи и сделать тираж, может, и денег подзаработать. Много мы, правда, не получили, но было приятно.
- На "Золотом диске" каждый читал свои собственные стихи?
Сергей:
- Тут все зависело от способностей к мелодекламации. И от жгучего желания быть поближе к микрофону. Получилось, что кто-то хотел быть редактором и режиссером, кто-то хотел сам читать, кто-то подбирал музыку.
- Конфликта интересов не было?
Сергей:
- Ну что ты! Никаких конфликтов. Мы с самого начала придерживались принципа анонимности - маркировали все свои работы корпоративной подписью "Мухомор". Это уже в конце Свен стал везде ставить свою подпись. Костя долго воздерживался, но потом, видимо, подумал - раз Свен подписывается, то и я буду. Можно сказать, Свен был инициатором того, что мы начали раскрывать свои лица, постепенно отказываясь от группового авторства.
- Любая группа когда-нибудь распадается?
Сергей:
- Не скажи. Ведь что важно - кроме нашей маленькой группы была еще и большая, "нома", весь этот контекст московской неофициальной культуры. И она будет жить до тех пор, пока живы ее участники.

Илья Кричевский - поэт, в прошлом рок-журналист, живет в Израиле:
- У группы "Мухомор" все происходило легко и весело. Собирались, говорили: "Давайте что-нибудь такое сделаем? - Давайте!". Никто не понимает теперь, как это могло быть - так непринужденно, будто это не работа, пусть даже творческая, а что-то вроде естественного отправления организма. Кажется, Пушкин говорил, что хороший писатель полностью выражает пристрастие к любимой мысли, а у гения этого пристрастия не видно, и возникает уже что-то другое, более значительное. У каждого "мухомора", конечно, была своя мысль, но они ее не выталдычивали по тупому. Это было невероятно заразительно. Поэтому к ним и присоединялись другие - я, Кара-Мурза, Дегтярев.
В общем, они просто дружили. Это сейчас все работают, а не дружат. Если задуматься, то у "мухоморов" было все, о чем мечтает каждый человек. А о чем он мечтает? О хорошей, большой любви и о хорошей, большой дружбе, которая не только приятна, но и полезна. Не в смысле "ты мне - я тебе", а в смысле лицеизма.
Главное в "мухоморах" - драйв и кайф, то, для чего только и стоит жить и работать. Они просто дурачились, существовали в ситуации перманентного капустника. Например, собирались и от нечего делать начинали перед магнитофоном читать вслух "Моцарта и Сальери". "Выходки" свои придумывали играючи. И стихи часто сочиняли в форме игры "в чепуху". Много импровизировали, все делали вместе - кто громче выкрикнет. Вот строчку из "Солнышка" - это стихотворение в сокращенном варианте потом вошло в "Золотой диск" - "Ест его по многу граммов" я выкрикнул. Не было тогда той ответственности, которую сегодня почему-то так чувствуешь. Так и писали всегда - мы за свои слова не отвечаем. Ну, сказали, сделали. Ну, не получилось. Подумаешь - еще сделаем.
"Мухоморы" не были художниками в общепринятом понимании. Они ими стали, когда деньгами запахло, во время перестройки, группы тогда уже не было. Хотя размежевание началось раньше, году в 84-м. Как только пошли теории, искусственность, группа стала рассыпаться - как сороконожка, которая забыла, как ноги переставлять, и ни шагу больше сделать не может.
Группа "Мухомор" была как колхоз-передовик, только без председателя. Ребята друг другу не мешали, каждый делал свое дело, и все. Орали иногда, но особо не спорили, до драк не доходило. Скорее, как теперь говорят, по понятиям разбирались - как в стае или банде. Нет, конечно, кое у кого (не буду сейчас имен называть) были потуги взобраться на белую маршальскую лошадь, но такие попытки попросту саботировались.
"Мухомор" не дожил, как "Ирвин" или "Митьки", до светлых времен шоу-бизнеса, паблисити и больших гонораров. А жаль. Они бы сегодня цвели и пахли, потому что технологии саморекламы и замашки у них уже тогда были теперешние - потому что стремление-то было стать, как "Битлз", стать звездами поп-культуры. По большому счету, а не по рейтингам MTV. Между прочим, в начале 80-х в Москве было всего две по-настоящему культовые группы - "Аквариум" и "Мухомор".

- Все началось с написания разных текстов, где соревновались, кто сочинит смешнее, оригинальнее, чтобы ни на что не было похоже. Обмен текстами стимулировал - значит, надо переплюнуть, написать что-нибудь эдакое, неожиданное, удивить и рассмешить. Сначала каждый писал по отдельности, потом спонтанно возникло желание делать что-то вместе. И непременным условием было то, чтобы все вызывало смех.
... Каждому мероприятию предшествовали разговоры. Иногда идея рождалась спонтанно, иногда специально собирались и обсуждали, что делать. Сам процесс подразумевал чье-то слово, пусть даже случайно оброненное, все возникало в живом общении. Когда кто-то приходил со своей первоначальной идеей, она все равно переплавлялась в этом тигле. И еще - если мы чем-то еще не занимались в какой-то момент "икс", значит, надо было заняться. Тогда мы встречались и думали, что мы еще такого не делали: "Давай оперу напишем, фильм снимем". Это превращалось в образ жизни, а жизнь каждый день разная. Наступил новый день - появились другие мысли, которые часто вступали в противоречие с тем, что мы говорили вчера.
... Первая наша картина возникла так - однажды пришли мы к Каменскому. Он на помойке нашел огромный холст, метр на два, и не знал, как к нему подступиться. Холст висел над диваном, краски разложены, и мы сказали - раз ты боишься, давай вместе сделаем. И быстро, где-то за полчаса нарисовали картину под названием "Охота индейца на орла". Это было, по-моему, 24 марта 1978 года. Мы тогда решили, что эта дата будет отныне Международным днем работников хеппенинга. Потом "Охоту" вместе с "Картиной имени Андерсена" мы выставили в горкоме графиков на выставке "Эксперимент". В аннотации, которую мы написали по просьбе организаторов, они были названы "концептуальным импрессионизмом". Там была еще фраза в конце: "Эти две наши работы таким же образом отражают нашу художественную позицию, как тень отца Гамлета глубину мысли Шекспира".
... Основная часть "Золотого диска" была написана во время "ночных бдений". Мы собирались в местах, где мы никогда не были раньше, чтобы обстановка нам ничего не напоминала - это было условие - сидели там всю ночь, брали с собой еду и питье и писали, когда врозь, когда вместе, но это считалось совместной работой. С "Диском" вообще смешно получилось. Он нас запросто ввел в круг рок-музыкантов. Они считали нас коллегами, не знали, что мы не умеем играть на музыкальных инструментах, что в записи звучат фонограммы. Они в это не врубались, приглашали нас на концерты, спрашивали, какая у нас аппаратура. Мы даже попали в список запрещенных в СССР рок-групп вместе с "Аквариумом", "Кино", "Чингиз-Хан" и "Пинк Флойд"...