Ивлин Во, любовь и смерть в одном флаконе

"Ваш маленький Артур вспоминает вас сегодня на небе и виляет хвостом".
У меня, можно сказать, детство на кладбище прошло - повезло, ага? Нет, родиться внуком кладбищенского сторожа меня не угораздило, просто сложилось так, что мои многочисленные покойные предки равномерно распределились по всем кладбищам города, а мои родители считали своим долгом поддерживать в порядке "фамильные склепы". Поэтому в теплое время года они чуть ли не каждый уик-энд предпринимали путешествие к очередному захоронению. Сажали и поливали маргаритки, подрезали розовые кусты, красили ограды - вы просто не представляете, сколько существует способов с пользой провести время на кладбище! Меня они почему-то брали с собой. Чтобы ребенок на свежем воздухе порезвился - так, что ли? Впрочем, резвиться-то мне как раз и не давали: ни бегать, ни петь, ни свистеть на кладбище не разрешалось. Считается, что это неприлично. Зато можно было медленно бродить по кладбищенским аллеям и читать имена людей, умерших, как правило, еще до моего рождения. С тех пор смерть кажется мне невероятно скучным мероприятием, чем-то вроде комсомольского собрания. И ужасно хочется прыгать, петь, свистеть и вообще всячески бузить на кладбищах: искушение нарушить запреты, заложенные в детстве - одно из тех, устоять перед которыми просто невозможно!

- Деннис, а что значит "веселотворных много дней"?
- Никогда не задумывался. Наверно, что-нибудь вроде того, как бывает под Новый год в Шотландии.
- А что бывает?
- Блюют на мостовой в Глазго.
- А-а...

"Незабвенная" Ивлина Во это тоже своего рода "буза" на кладбище. Не зловещая "пляска на костях", а сплошной "бег, пение и свист". Возможно, самая смешная книга о смерти - вернее, не столько о смерти, сколько о похоронах... и не столько о похоронах, сколько о человеческой глупости, на фоне которой даже таинство смерти превращается в сплошные "пустые хлопоты". Опять о глупости? Ну да, а чего вы хотите?! Вечная тема, черт побери...

В мире конкуренции твой лицевой счет зависит от того, не ударишь ли ты в грязь лицом. А это, в свою очередь, зависит от репутации - от твоего лица, как выражаются на Востоке. Потеряй лицо - и ты все потеряешь. Фрэнк потерял лицо. Этим все сказано.
Коль скоро уж речь зашла о человеческой глупости, грех не вспомнить о "лузерах" и "винерах", благо автору "Незабвенной" удалось бульдозером проехаться по этой (еще одной вечной) теме. Кажется, человечество усвоило эти два понятия еще до того, как научилось ловко управляться с палками-копалками. В любой стае крупных приматов имелись свои "лузеры" и "винеры", зуб даю! Уверен также, что эмоций по этому поводу в те прасказочные и продарвинские времена было ничуть не меньше, чем теперь, когда крупные приматы носят штаны и ботнки и курят сигареты "Парламент", чтобы избавиться от сопутствующих стрессов (впрочем, крупные приматы из крикетного клуба, чьи диалоги с особой, трепетной заботливостью прописаны Ивлином Во, курят сигары и трубки - тем забавнее). Освежающий сарказм Ивлина Во пришелся как нельзя более кстати. В его интерпретации рухнувшая карьера, бедность и даже несчастная любовь не имеют решительно никакого значения. Важно другое - кто ты: работник похоронного бюро, или его клиент. Третьего в пространстве "Незабвенной", кажется, попросту не дано. На фоне кладбищенских аллей, урн с прахом и погребальных контор становится очевидно: настоящее лузерство - это быть клиентом похоронного бюро, какие бы роскошные похороны вам не устроили.

Достаточно было увидеть, как он берется за труп, чтобы проникнуться к нему уважением.
Деннис Барлоу, "поэт и собачий похоронщик" в этой системе координат - абсолютный победитель. Он - по ту сторону конторки похоронного бюро. Парень работает на смерть, ему плевать на всяческую суету сует, ему неведомо "томление духа". В его руках - антология поэзии, в его рабочем холодильнике рядом с трупом сиамской кошки стоит тарелка с бутербродами - вот вам рецепт душевного покоя по Ивлину Во (автор откровенно издевается и над своими героями и над Его Величеством читателем, но его рецепт душевного покоя, как ни странно, куда честнее и убедительнее большинства прочих).

Другим девушкам приходилось обрабатывать лица суровые, отрешенные или вовсе лишенные выражения; Эме всегда встречала радостную, лучезарную улыбку трупа.
Трагикомичная история любви поэта Денниса - изумительная пародия на все истории любви, описанные в мировой литературе. Под раздачу попали все "певцы любви" - от Данте, Петрарки и Шекспира до... (пробел заполнить по вкусу). Его возлюбленная Эме, мисс Танатогенос ("скудная меблировка ее интеллекта, о которую обдирал себе коленки пришелец из Европы, была приобретена в местной школе и университете"), выписана автором с особым, нежнейшим сарказмом - одна только ее переписка с Гуру Брамином чего стоит! ("Гуру Брамином были двое мрачных мужчин и способная юная секретарша. Один мрачный мужчина писал в рубрику, другой, мистер Хлам, занимался письмами читателей, на которые нужно было отвечать лично", - ха, когда-то глава посвященная Гуру Брамину, порадовала меня не меньше, чем бессмертный образ "культового журналиста" Саши Бло у Пелевина).

Завтра и в каждую годовщину смерти, до тех пор, пока будут существовать "Угодья лучшего мира", мистер Джойбой будет получать почтовую карточку: "Твоя маленькая Эме виляет сегодня хвостиком на небесах, вспоминая о тебе".
Ну да, а как вы хотели? Все умерли, вернее, умерла только Эме Танатогенос, послушно последовав совету Гуру Брамина (мистера Хлама в тот день как раз уволили из редакции, так что его тоже можно понять), и еще умер попугай ее ухажера, гения бальзамировки мистера Джойбоя. Оба - и Эме, и попугай завершили свой земной путь в газовой печи "Угодьев лучшего мира", а поэт Деннис нашел самый изящный способ навсегда отравить существование бывшему сопернику. Финал "Незабвенной" - настоящая кульминация восхитительного авторского цинизма, оценить который не смогут разве что те самые три процента населения, которые, согласно результатам опроса, проведенного фондом "Русский проект", боятся собственной смерти куда больше, чем роста цен...