Труко и смерть

"Сорок карт способны перекроить жизнь. Трещит ли в руках свежая колода или пальцы стиснули уже затрепанную, но картонные обрезки оживают: пиковый туз, всемогущий, как Хуан Мануэль, толстобрюхие коньки, которых копировал Веласкес. Банкомет тасует размалеванный хлам. Вроде бы только и всего, но чары и чудеса игры - сама игра - расцветают на глазах. Число карт - сорок, а помножьте один на два, на три, на четыре и далее до сорока, и перед вами - число их перестановок. При всей величине это цифра вполне определенная, одна в ряду многих. Но о ней никогда не упоминают. Это далекая, головокружительная цифра, в которой сами карты как бы растворяются. И главное таинство - таинство игры - с самого начала удвоено другим - таинством числового ряда. На голом столе - скатерть снята, чтобы карты скользили без помех, - ждет кучка горошин, это тоже числа. Игра начинается; участники, в которых разом проступает что-то креольское, сбрасывают привычные маски. Паутину игорных комбинаций плетет уже кто-то другой - человек былых времен, здешних корней. Преображается и язык".
Хорхе Луис Борхес. "Труко".

Друг мой (есть читатели, которых иначе как друзьями не назовешь, и это - гонорар свыше) не поленился отсканировать эссе Борхеса "Труко". В электронном виде этого эссе, кажется, действительно нет - по крайней мере, я не нашел. Прислал мне: вот, говорит, специально для твоей рубрики: тут тебе и Борхес, тут тебе и игра...

Деспотические запреты, хитроумные ходы и тупики подстерегают говорящего на каждом шагу. Обмолвиться словом "масть", если на руках нет трех карт одной расцветки, - нарушение грубейшее, за него строго наказывают, но объявившему, что понтирует, все сходит с рук. Упоминая ход, ты его уже делаешь, - отсюда обилие околичностей в речи... Разговор то и дело вспыхивает стихом. У игры есть свои рецепты выдержки для неудачников, свои куплеты для счастливцев.
Хорхе Луис Борхес. "Труко".

Да, конечно.
Только вот сам я никогда не играл в труко. Правил игры не знаю; не представляю даже, похоже ли труко на одну из известных мне игр, или его ни с чем нельзя сравнивать. Сорок игральных карт, кучка горошин, отточенность формулировок, изысканный блеф, и даже хитрят здесь иначе, нежели в покере...

Я несколько дней маялся с "Труко": с одной стороны, не хочется пренебрегать хорошим подарком, с другой - что я могу написать об игре, в которую никогда не пробовал играть?! При этом я то и дело сбивался на размышления, что неизвестных мне игр несоизмеримо больше, чем известных. Разумеется, это - очевидная вещь, но сколько таких вот очевидностей остаются неосознанными, не принятыми во внимание, вытесненными из личного контекста... Чуть позже я с трепетом понял, что даже если положу жизнь на изучение разнообразных игр, результат в финале будет примерно тот же: число неизвестных окажется катастрофически большим; количество опробованных - до смешного малым.

Потому что жизнь человеческая коротенькая совсем, знаете ли. Год - это примерно пятьдесят две недели; сто лет - пять тысяч двести недель - всего-то! И игра (любая игра, в том числе и труко) - всего лишь способ пореже об этом задумываться. Простой и эффективный способ, надо отдать должное.

"Но вернемся к игрокам в труко. Они как будто ныряют в гул разговора, гомоном отгоняя жизнь. Сорок карт - амулетов из размалеванного картона с их грошовой дьявольщиной и экзорцизмом - способ заговаривать течение дней. Играя, поворачиваются спиной к бегу времени. Общая и неотложная реальность обступает застолье, но никогда не переходит черту, за которой - другой мир. Он состоит из маза и прикупа, неожиданно приваливших крестей, жадных подсчетов после каждой партии, несущей надежду семерки черв и других поглощающих пустяков из репертуара удачи. Игроки живут в этом сновиденном мире. Скрепляют его настоящим креольским словцом, берегут, как огонь костра. Да, их мир не широк: призрачный плод местного интриганства и дворовых шуточек, изобретение чародеев загона и кудесников пригорода. Но разве это мешает ему заслонять для них мир взаправдашний? Разве делает его менее изощренным и демоническим, хотя бы в мечтах?"
Хорхе Луис Борхес. "Труко".

В детстве меня (как и любого из вас, наверное) иногда звали ("загоняли") домой в самый разгар игры. Обедать, ужинать, или еще по какому "важному", с точки зрения взрослых, поводу. Заходишь в темный сырой подъезд, начинаешь подниматься по ступенькам, угрюмо хмурясь от бессильной ненависти к грядущему супу, а в этом время игра во дворе продолжается без твоего участия - сознавать это было чрезвычайно мучительно почему-то... Именно так я тогда и представлял себе смерть: это когда игра продолжается без тебя, а ты ничего с этим не можешь поделать, потому что тебя позвали.

"Видеть в труко всего лишь туземную достопримечательность, не выходя за его пределы и не попытавшись углубить (может быть, обе задачи имеют в виду одно - уточнить подлинный масштаб), - по-моему, серьезнейшая ошибка. Я бы обратил внимание именно на незатейливость игры. Разные ее этапы, повороты, порывы, вся эта каббалистика недаром воспроизводятся вновь и вновь. Перед нами - заведомо повторяющийся опыт. Может быть, труко для игрока - что-то вроде обряда? Вглядимся в это непрестанное напоминание, в приверженность игры к традиционным формулам. На самом деле каждый игрок разыгрывает давнишние сдачи. Его партия - повторение прежних партий, а лучше сказать - повторение давным-давно прожитых жизней. Невидимые поколения местных сеньоров как бы заживо похоронены в нем: они, доведем метафору до конца, и есть он. Уяснив это, понимаешь, что время - всего лишь условность. И лабиринты размалеванного картона на свой лад ведут к метафизике - оправданию и завершению любой темы".

А я добавлю, что пока игра в разгаре, азартный игрок может позволить себе роскошь не вспоминать, что рано или поздно (но непременно) его "позовут домой". Шахматист, теребящий ладью в хладной шуйце; секретарша, нервно пощелкивающая мышью (сойдется ли пасьянс?); школьники, увлекшиеся игрой в "Морской бой" в разгар учебного процесса; возбужденные "знатоки", у которых есть всего одна минута, чтобы ответить на каверзный вопрос; бейсболист, упадающий американским своим фэйсом в сырую траву; старый прораб, кирзовыми негнущимися пальцами ухвативший костяшку домино, и ваш автор, внезапно увлекшийся игрой "Эрудит" (он же Scrabble) и три часа своей жизни таким образом безжалостно загубивший - все мы наслаждаемся возможностью забыть о смерти. Не думать о ней, увлечься, отвлечься, развлечься (иногда однокоренные слова помогают осознать предательскую природу языка, словно специально созданного для приумножения разновидностей игр и игрушек).

Ну и ладно.
Вопреки всему вышесказанному, я, пожалуй, научусь все же играть в труко - при первом же удобном случае. Даже если в поисках "удобного случая" придется отправиться в Буэнос-Айрес.

Потому что сорок карт способны перекроить жизнь.