Ссыльные марсиане

"В свою фантасмагорическую на первый взгляд книгу Брэдбери перенес нескончаемые и пустые воскресные дни иллинойской глубинки."
Из предисловия Борхеса к буэнос-айресскому изданию "Марсианских хроник" 1955 года
Перечитываю "Марсианские хроники" Рэя Брэдбери. Борхес в предисловии пишет, что хроники, дескать, помогли ему снова ощутить сладкий страх детства; я же под воздействием фирменного настроения Брэдбери становлюсь мрачным мизантропом. Чувствую себя ссыльным марсианином. Не люблю людей. Видеть их не могу, если честно.

"Мы никогда не смогли бы поладить. Спендер и я - еще куда ни шло. Но Спендер и вы и вам подобные - нет, никогда."
Рэй Брэдбери
"И по-прежнему лучами
серебрит простор луна..."

На протяжении трех с половиной сотен страниц люди бредят Марсом, снятся марсианам, сами подпадают под власть марсианских наваждений, убивают марсиан, умирают от рук марсиан, наконец, они сами становятся марсианами. Я мог бы долго и с наслаждением перечислять все вариации взаимоотношений людей и марсиан; обильно, взахлеб, цитировать и восторгаться. Этого я делать однако не стану: "Марсианские хроники", вероятно, читали все, благо Брэдбери у нас издавали даже "при старом режиме". Следовательно, сейчас речь может идти лишь о ПЕРЕчитывании. Не издала бы Брэдбери "Амфора", которой я всегда буду благодарен за утонченное осязательное наслаждение, которое испытываю всякий раз, поглаживая обложки изданных там книг, я бы, пожалуй, не стал перечитывать "Марсианские хроники". Но вот перечитал, и оказалось - так вовремя...

В юности меня больше всего потрясла знаменитая "Третья экспедиция" (помнится, я все думал тогда: возможно, если бы космонавты не заподозрили неладного, если бы капитан Джон Блэк не испугался, ничего бы и не случилось - реальность ведь пластична, она куда более послушна нашим ожиданиям, чем может показаться). В то время я отдал должное и "Эшеру-II", и "Марсианину", - одним словом, всем общепризнанным "хитам" - но как-то не обратил внимание на главу хроник, которая называется "И по-прежнему лучами серебрит простор луна". Сейчас же я просто влюбился в эту (не самую страшную, но, пожалуй, самую мрачную) главу повести.

"В тот день, когда я наконец освоил марсианский язык - это удивительно просто, и очень помогают пиктограммы, - марсианин появился передо мной и сказал: "Дайте мне ваши башмаки". Я отдал ему башмаки, а он говорит: "Дайте мне ваше обмундирование и все, что на вас надето". Я все отдал, он опять: "Дайте пистолет". Подаю пистолет. Тогда он говорит: "А теперь пойдемте со мной и смотрите, что будет". И марсианин пришел в лагерь, и вот он здесь."
Рэй Брэдбери
"И по-прежнему лучами
серебрит простор луна..."

Все, кто читал "Марсианские хроники", разумеется, помнят, какой "марсианин" подразумевался; прочие, полагаю, могут и догадаться: Рэй Брэдбери - чрезвычайно прямолинейный автор; и вынуждает меня быть не менее прямолинейным. Разумеется, Спендер, который стал "марсианином", когда отвращение к собственным собратьям по биологическому виду достигло некой критической черты, - персонаж очень близкий, понятный, можно сказать, "родной" и Рэю Брэдбери, и мне (и, я полагаю, многим его и моим читателям). Всем, кто чувствует себя ссыльным марсианином, вынужденным постоянно находиться в окружении существ, именующих себя людьми, с "большинством", которое "всегда непогрешимо". Всем, у кого есть шанс в один прекрасный день одолжить (читай: отдать навсегда) первому попавшемуся марсианину не только свои башмаки, костюм и пистолет, но и тело со всеми потрохами, включая так называемую "душу". Я, во всяком случае, долго торговаться не стану.

"И еще. Если от этого кому-нибудь будет легче, считайте меня безнадежным психопатом, который летним днем окончательно свихнулся да так и не пришел в себя. Может, вам легче будет..."
Рэй Брэдбери

Я бы вполне мог поставить под этими словами, вложенными в уста обреченного Спендера, свою подпись. Может быть, от этого кому-нибудь действительно станет легче.