Журнал "ИТОГИ"
23 ноября 2000 г.

Выставка Павла Пепперштейна "Экспедиции", открывшаяся в галерее М. Гельмана, может свидетельствовать о возвращении социально активного галериста к "чистому искусству". Изящно-свободные рисунки тушью на огромных листах ватмана и прямо на стенах галереи, исполненные Пепперштейном (сыном одного из основателей "Московской концептуальной школы" Виктора Пивоварова и законным наследником эстетики "отцов"), иллюстрируют авторскую сказку про две пропавшие экспедиции, которые перед своим исчезновением обнаружили торчащие из земли каменные лица. Если приглядеться, на рисунках действительно видны означенные "лица земли". Помнится, такие картины-загадки обожали довоенные сюрреалисты. Что ж, Пепперштейн наглядно доказал верность идеи, давно витавшей в местных искусствоведческих кругах: наш концептуализм был скорее их сюрреализмом.

* * *

ПОЛИТ.РУ, 18 ноября 2000 г.

16 ноября в галерее Гельмана открылась выставка Павла Пепперштейна "Экспедиции". По сути своей, эта выставка продолжает начатую еще в 80-е серию "инспекций" группы "Медицинская герменевтика", основателем и бессменным участником которой и является Пепперштейн. На сей раз - это инспекция мира детских приключений. Путевые наброски мифических исчезнувших экспедиций, блуждающих по экзотическим пространствам в поисках "Лица Земли", запечатлены черным акрилом на огромных листах бумаги и прямо на стенах галереи. Один из руководителей экспедиции очень напоминает самого автора. Пепперштейн говорит, что это получилось случайно. Но у "медгерменевтов" ничего случайного не бывает.

С Павлом Пепперштейном беседует Светлана Злобина-Кутявина

Расскажи, пожалуйста, о выставке.

Она называется "Экспедиции". Придя на выставку, видишь какие-то ландшафты, явно необозримые и безлюдные, и становится понятно, что это глушь, отдаленные дикие места, то, что по-английски называется wilderness. Если присмотреться, то, с одной стороны, это северные заснеженные ландшафты, а с другой - это джунгли, пустыня, нечто экзотическое. И в эти пространства внедрены группы людей, которые в них блуждают. На колоннах галереи нарисованы портреты двух руководителей этой экспедиции, и по общей атмосфере, по выражению лиц, даже по дыханию этих ландшафтов можно предположить, что экспедиции на базу не вернулись - в них есть что-то потерянное. Хотя зрители могут подумать, что, может быть, экспедиции и вернулись, или одна вернулась, а другая нет.

Прежде чем потеряться, эти экспедиции совершили кое-какие находки. Если присмотреться повнимательнее к рисункам, то можно увидеть некие лица непонятного происхождения, торчащие из земли. Отчасти иконография этих лиц напоминает истуканов с Острова Пасхи. Можно сказать, что здесь идет речь о поисках лица земли. Мне вспоминаются два известных эпизода. Один - начало фильма "Белое солнце пустыни", где человек идет по пустыне и видит торчащую из земли голову. В детстве я не понимал, что это голова зарытого человека: мне казалось, что это отдельная голова - как бы голова этой местности. И вступая в разговор с головой, герой фильма начинает общаться с ландшафтом, который выпочковал из себя эту голову как орган коммуникации. Другой эпизод - "Руслан и Людмила", где Руслан видит огромную голову богатыря, торчащую из земли, и опять же вступает с ней в беседу.

Несколько неожиданная отсылка к Пушкину...

Это отсылка скорее к приключенческой литературе - типа Жюль Верна - и опять же: в манере, в которой это все нарисовано, задействована эстетика иллюстрации. А с другой стороны, это созерцательный медитативный ландшафт - дальневосточный, китайский, японский. И соединяются эти две эстетики - чисто европейская экспансия в необозримые пространства и восточная созерцательность.

Так что же это за лица?

Лицо ландшафта - это некий след. И лица с их закрытыми глазами отчасти напоминает следы, открытые рты, отдаленно напоминают отпечаток ботинка на почве.

Так чем кончается история? Она имеет какое-то продолжение или теряется вместе с исчезнувшей экспедицией?

Никаких подробностей сообщить не могу. Продолжение истории отдано на волю зрителя, который, по идее, должен впасть в детство, в то состояние, когда человек лежит на кровати, читает книжки Жюль Верна и находится в неком галлюцинозе, который уносит его в фантомные пространства. Если человек не впадет в это состояние, он, может быть, эту выставку и не воспримет. Требуется регресс к инфантильности.

Эти работы - тоже ведь своего рода инспекция, которыми занимается ваша группа "Медицинская герменевтика"?

Да, это инспекция лица земли. Именно туризм является прообразом нашей инспекционной деятельности, потому что это смесь странствий, отдыха, каких-то поисков, исследований.

Расскажи о каких-нибудь других "туристических" инспекциях - основных?

У нас нет основных инспекций. Сама идея инспекции предполагает некоторую индифферентность по отношению к объекту - все на равных. Были, правда, инспекции в виде путешествий в Таиланд, на Шри-Ланку, в Израиль. Иудейская пустыня, безлюдное пространство, где нет ничего живого, - это произвело на меня большое позитивное впечатление. Я с наслаждением смотрел на эту пустыню, и это была одна из удачных инспекций. Оценка - 5.

Но нынешняя экспедиция - мифическая. Это "придуманная" инспекция...

Это некий прообраз, то, что предшествовало инспекции, - детская мечтательность. Это идея приключения, странствия, поиска.

А можно сказать, что тебе надоело инспектировать самому, и ты отдал это все в руки неких художественных героев?

Нет, так я сказать не могу. Мне и самому приятно инспектировать, и героям можно - мы все на равных.

В последнее время ты рисуешь прямо на стенах галерей. Это обусловлено спецификой проекта для какого-то конкретного пространства?

Есть несколько вещей, которые делают меня энтузиастом подобного метода. Во-первых, реакция непосредственно на пространство, соприкосновение с ним напрямую. А во-вторых, после окончания выставки ничего не остается, все замазывается, что создает определенный эффект эксклюзивности этого события. С другой стороны, минимизирует скарб, который связан с искусством. Часто приходится о нем заботится, волочить по жизни с собой. В какой-то момент меня стало это раздражать, и я задумался о "минимизации следа". Поскольку эта выставка и посвящена теме следа, то мне особенно интересна была его минимальность, "экологичность" и самоустраняемость.