 | Guelman.Ru Современное искусство в сети |
Конформисты
Проект "Конформисты", осуществленный Богданом Мамоновым и Александром Бренером, представляет собой восемь огромных реалистических автопортретов Мамонова, интерпретированных в экспозиционном поле, и восемь перформансов Бренера, осуществляемых непрерывно в течение всей выставки. Выставки "Конформисты" - это проект художественной организации, контрастирующих и более того - противоборствующих - высказываний двух художников. Совместная работа Мамонова и Бренера менее всего напоминает соавторство, партнерство, сотрудничество, а скорее дуэль или переплетение двух тем. Их конфликт и одновременно сосуществование в одном экспозиционном пространстве парадокс и важнейшая особенность нынешнего культурно процесса. Мамонов и Бренер - это политические художники эпохи рудиментарности политического, это - социальные художники эпохи деградации социального, это религиозные художники эпохи распада духовности.
Фрагменты каталога
Мы хотим решиться
Александр БРЕНЕР, Богдан МАМОНОВ
Мы хотим решиться на нечто ужасное, чудовищное, нелепое.
Мы хотим решиться заговорить со зрителем. Этого давно уже не было.
В настоящее время в нашем искусстве действует закон правильного написания.
Художники учатся писать правильно. Они учатся так же, как учились сорок-пятьдесят лет назад, только учителя у них другие. Они овладевают азами правильного написания и старательно выводят эти каракули друг для друга и для небольшого кружка посвященных.
Эти последние тоже заранее знают: надо читать правильно. Существуют правила правильного чтения. Так они и читают. Правильно писать и правильно читать: круговая порука, безопасность и относительное удовольствие.
Все держится на этом.
Совсем другое дело - заговорить со зрителем. Начнем с того, что это всегда опасно.
Имея перед собой конкретного живого зрителя, а не "знатока" и не метафизического созерцателя, можно натолкнуться на полное непонимание, равнодушие и враждебность. Можно просто получить по физиономии. Это неприятно.
Но иногда это необходимо для отрезвления.
Кроме того, заговорить со зрителем - это значит заговорить со всеми зрителями.
Если мы имеем дело с настоящим искусством, то мы рано или поздно осознаем, что оно обладает очевидной внятностью для всех. Так это было с Ван Гогом, Сутиным, Эйзенштейном и Бестером Китоном, так это происходит с Дэвидом Хэммонсом, Синди Шерман и Дэвидом Линчем.
Заговорить со зрителем - это значит заговорить на ясном, открытом и очевидном языке, который может быть выработан только в результате больших и бескорыстных усилий. Этот язык должен родиться в недрах современного художественного письма, но превозмочь это письмо и, быть может, даже уничтожить его. Пока эта задача нам не по силам, но мы свидетельствуем перед именами братьев Маркс, Антонена Арто и Бертольда Брехта, что мы будем верны этой задаче на протяжении всей нашей жизни.
В настоящий момент искусство необходимо вернуть к его исходным и вместе с тем последним рубежам - к смеху, тоске, голоду и ненависти, к любви, красоте и хаосу. Все эти явления в мире и судьбе человека взаимосвязаны и все они являются предметом искусства. Мы не имеем права выбирать между этими явлениями, не имеем права останавливаться на каком-либо из них, потому что только в своей убийственной и благодатной целокупности они и могут явить нам лицо настоящего искусства.
Марат ГЕЛЬМАН
Выставка КОНФОРМИСТЫ - это проект художественной организации контрастирующих и, более того, противоборствующих высказываний двух художников - участников экспозиции. Тем самым данный проект стремится создать конкретную эстетическую модель, иллюстрирующую и исследующую современные социо-культурные процессы, происходящие в нашем обществе. Специфика проекта заключается в том, что те "конкурирующие программы" не просто соседствуют в выставочном пространстве, а обладать единым "телом" произведения искусства. Совместная работа А.Бренера и Б.Мамонова менее всего напоминает соавторство, партнерство, сотрудничество, скорее дуэль или даже переплетение тел в борьбе с достаточно условными правилами-критериями. Обстоятельства, принуждающие столь разных художников к совместному высказыванию, имеют прямые аналогии в политике и заключаются в невозможности суверенитета по идеологическому признаку. Так, никому после выборов 12 декабря не пришло бы в голову разделить Россию на Либерально-Демократическую, Коммунистическо-Аграрную, Женскую, Демократическую и т.д.
В момент своего демонтажа всякое тоталитарное общество, а также и' отдельные структуры, его составляющие, начинают представлять из себя вовсе не плюралистический социум западного типа, а скорее субкультуры, ведущие войну друг против друга, в конечном итоге, войну всех против всех. Любопытно, что на первых стадиях этой войны наличествующие субкультуры обладают отчетливой "физиогномикой", своей внешностью, своим ярко выраженным социо-культурным лицом. Это не война безличных могущественных корпораций и объединенных вокруг них политических блоков, а скорее личная война Жириновского против Травкина и Зюганова против Явлинского. И, соответственно, угрозы и посулы, звучащие в пылу битвы, обладают своей отчетливой и легко идентифицируемой социальной спецификой, своим "адресом", своим ярким и зачастую ядовитым колоритом. Нападки, анафемы, восхваления и просто площадная брань раздаются из противоборствующих лагерей и отчетливо характеризуют участников схватки.
Примерно та же ситуация сложилась ныне и на местной художественной сцене. Школы, движения и просто отдельные художники находятся сейчас в состоянии затяжного военного конфликта, междоусобной борьбы, являя собой тревожное и угнетающее зрелище. Эта война имеет свои причины и свои особенности. Участники выставки - Б. Мамонов и А. Бренер- моделируют в художественном пространстве столкновение двух индивидуальностей, причем отнюдь не фиктивных, не "персонажных".
Зритель сможет видеть лишь одну из авторских зон, и для того, чтобы увидеть вторую, вынужден физически переместиться в эту зону. Так иллюстрируется непримиримость полемизирующих сторон, их неспособность не то что понять, но и подлинно рассмотреть друг друга. Точно так же и сами художественные высказывания, представленные на экспозиции, принадлежат двум абсолютно разным типам сознания. Их конфликт и одновременно сосуществование в одном экспозиционном пространстве парадокс и важнейшая особенность нынешнего культурного процесса.
Итак, выставка пытается одновременно и поставить проблему, и ее решить. Само совмещение и соучастие в одном проекте двух отчетливо разных художников актуализирует возможность конструктивных подходов к сложным конфликтным ситуациям.
Вступление без названия
Виктор МИЗИАНО
Характерно, что провокационная деятельность Александра Бренера, Богдана Мамонова и их сподвижников по группе без названия не принимает формы политического или социального искусства в чистом виде. Отсутствует политическое искусство и в предыстории последних десятилетий. Ранее - в советское время - кристаллизации политического дискурса в искусстве препятствовала тотальная идеологизированность общественного организма. Любой - даже чисто формальный жест, нарушавший предустановленные эстетические нормативы, - прочитывался как жест политический. Точно также, любая последовательная попытка политического высказывания приходила к осознанию своей глубинной сопричастности сложившемуся порядку вещей: политический жест в результате прочитывался как жест экзистенциальный.
Актуальное постидеологическое и плюрализованное общество укоренило художников в совершенно новом социополитическом контексте. Любые ответственные, последовательные и неконъюнктурные политические мотивации оказываются ныне лишенными морального оправдания: опыт последнего времени демонстрирует редуцированность в политической сфере этического и телеологического измерений. Точно также, любые социально-критические интенции оказываются ныне лишенными практической оправданности: опыт последнего времени демонстрирует отсутствие в обществе инстанций и механизмов, способных подвергнуть его артикулированному реформированию. Поэтому Бренер и Мамонов - это политические художники эпохи рудиментарности политического, это социальные художники эпохи деградации социального. Они работают в ситуации, когда декларированная позиция конформиста - есть наиболее последовательная форма политической ангажированности, когда декларированная позиция люмпена - есть наиболее последовательная форма солидаризации с люмпенизированным обществом. Эти художники работают в ситуации, когда наиболее эффективным методом описания деградировавшего общества является превращение. деградации во внутреннюю категорию их творческой поэтики.
Симптоматичность деятельности Бренер и Мамонов, имманентность ей общественных метаморфоз последних лет - в не имевшей ранее прецедента установке на коммуникативную поэтику. В предшествующий период московской художественной сцене (за немногими исключениями) были присущи две наиболее типичные тенденции в понимании коммуникации.
Коммуникационность либо игнорировалась как таковая - то есть произведение понималось самодостаточным, апеллирующим к трансцендентальному контексту и адресату. Либо же коммуникационность проблематизировалась, понималась как лишенная аутентичности, а потому осуществлялась в " опосредованной, деформированной, закодированной форме - то есть контекстом и адресатом ее становилась жестко фиксированная социальная группа. Работа же Бренера и Мамонова направлена на обретение аутентичного высказывания, они ищут форм прямой коммуникации, контекстом и адресатом их коммуникации является толпа - толпа как та конечная ипостась, к которой свелось ныне энтропированное общество.
Апелляция к толпе придала поэтике Бренера и Мамонова специфические черты. Стремясь гарантировать коммуникации с подобного рода адресатом эффективность, они обращаются к непосредственному высказыванию, понимая это максимально буквально. Наиболее естественной формой их деятельности становятся поэтому акции, перформансы, уличные жесты, инициированные и теоретически обоснованные Бренером. Диалог с толпой может вестись только в местах ее концентрации - на улицах, площадях, парковых аллеях. (Залы ЦДХ здесь, в сущности, не исключение: институционально деградировавшее, это есть место концентрации именно толпы, а не публики - феномена, предполагающего совершенно иной уровень социокультурной артикулированности общества). Непосредственное высказывание предполагают личное телесное присутствие художника: он не может доверяться масс-медиа - манипулирующим, деформирующим сообщение. (Использование фотографии здесь трактуется лишь как средство документирования, как фиксация достоверного артистического события). При этом непосредственное высказывание может совершаться лишь в формах сильного жеста, радикальной эксцентриады, жестокого шок-эффекта - только так можно гарантировать сообщению его эффективность, только так можно привлечь внимание толпы, прервать на минуту ее каждодневную поступь. Естественно, что сам художник должен стать субъектом сообщения: только его готовность на себе, на собственной телесности испытать жестокость шок-эффекта - только это может гарантировать сообщению его аутентичность. Наконец, коммуникация с толпой предполагает, что предметом сообщения является содержательная очевидность - ведь именно очевидность (идиотизм, угробность и т.п.) и является субстанциональной основой менталитета толпы, гарантом ее универсальности, ее онтологического статуса. Укореняя на московской сцене стратегию социального искусства, Бренер совершенно осознанно ориентирует свою деятельность на сопряжение двух противоположных явлений европейской культуры ХХ века - на сопряжение Брехта и Арто, эпического театра и театра жестокости.
Ряд особенностей предопределяет индивидуализацию деятельности Бренера и Мамонова. Второй из них ориентирован на работу с материальными носителями коммуникации - с банализированными иконическими знаками (изображением Мао, собственными стереотипизированными портретами, музейной атрибутикой и т.п.). Его стратегия предполагает редукционизм и рациональный, и брутальный: он погашает, выкачивает сообщение - обессмысливая его и одновременно переполняя потенциальными смыслами. Подобная стратегия таит в себе необычайную деструктивную эффективность - его творческие акты подобны коммуникационным террористическим актам. И если признать, что главная опасность, подстерегающая Мамонова (как и всех участников группы без названия), в самоотождествлении с объектом описания, в растворении в будируемой ими энтропии и деградации, то можно констатировать: Мамонов претворяет эту опасность жесткой лапидарностью своих жестов, выявленной редукционизмом исходной структуры высказывания.
Александр Бренер сторонится столь радикального редукционизма: он пытается избежать притязаний на онтологическую объективность. Сферой его интереса является тело, телесный опыт, в котором его интересует некое сокровенное, интимное измерение, несущее в себе универсальное начало. Это начало в отдельных работах Бренера абсолютизируется, в других подвергается явному сомнению. Иными словами, избегая объективности, он не впадает и в субъективность: работа Бренера реализуется в сфере интерсубъективности. Не прибегая к редукционизму, он строит свою поэтику на иной основе: не на структурной квинтэссенции, а на просчитанной точности жеста, на принципе каллиграфии.
Без лишних слов
Александр БРЕНЕР
Идея настоящего проекта родилась из нижеследующих соображений.
Понимать кого-либо - значит представлять также его физиологию, его чувствительность, привычки его организма - своеобычные, чрезвычайно могущественные и глубоко сокрытые. Тайна многих поступков находит разгадку в политике сохранения физиологических привычек: потребности эти диковинны, и, хотя это лишь усвоенные потребности, они подчас сильнее естественных: настоящие паразиты невровисцерального существования, производители невероятных притворств и уловок. Ничто так ярко не обрисовывает человека, "индивидуальность", художника.
Нужно признать, что эта тема быстро и легко приводит к грязному, омерзительному и комическому.
Непостижимые навыки, аналогичные суеверию, психозу, магии, они становятся неотвязными: своеобразные формы кривляний, гримасничанья и уродливостей в сфере действия. Существует тератология поведения. В моей жизни художника все в конце концов сводится к возможности ощущать собственные геморроидальные шишки, обкусывать заусеницу на пальце или испытывать страх перед импотенцией. Некто по имени Александр Бренер, присутствующий на захватывающем мировом спектакле, свидетель иракского ракетного удара по Израилю и политических потрясений в Москве, постоянно скатывается к тому, что начинает тупо разглядывать свои ступни, то есть отбрасывает "эффекты", сужает круг, замыкается в том, что видит реально. Я, таким образом, замыкаюсь в действительном.
Что ты видишь? Первого президента России? Нет, ты видишь кусок черепа, поросший седыми волосами, и ты изнемогаешь в толпе, которая теснит тебя и запах которой вызывает у тебя тошноту. Я думаю, что человек почерпнул все, что делает его человеком (а художник художником), в дефектах своей природы.
Несовершенства приспособляемости, расстройства и погрешности его адаптаций, разлитые нарушения и воздействия, заставляющие его говорить о Боге, Дьяволе или Революции он их освятил, он обрел в них свои глубины и странный продукт, именуемый иногда "искусством", иногда "меланхолией", в котором звучит подчас отголосок исчезнувшего золотого века или предчувствие некоей загадочной участи. Всякая эмоция, всякое чувство знаменуют какой-то пробел в адаптации. То, что мы называем сознанием и умом, пускает корни и разрастается в этих щелях.
Верх человеческого в человеке - то, что он к этому приохотился: отсюда поиск эмоций, производство аффектов, стремление кружить голову, нарушать покой и лишаться сна. То там, то здесь возникает физиологическая потребность терять рассудок, видеть превратно, творить чудовищные и двусмысленные образы,- дабы свершилась любовь, без которой было бы скучно. Больше всего реального, больше всего действительного я вижу в любви. Любовь часто путают с нежностью или страданием. На мой же взгляд, любовь есть неадекватность. Так же, как я не могу отождествиться со своим пенисом, который живет собственной, иногда абсолютно непонятной мне жизнью, я не могу отождествиться и с предметом своей любви. Но я хочу, я желаю этого! Эго желание есть одна из чудовищных приобретенных привычек моего организма, и я ничего не могу с этим поделать. И в поисках адекватности, в поисках тождества я начинаю принимать чудовищные эротические позы, навязывать себе и любимой немыслимые действия, стремиться к мнимому освобождению своего тела, одержимого духом лжи. Великолепие этого усилия действует на меня гипнотически, как лицо Гарольда Ллойда, висящего на большой стрелке огромного циферблата над пропастью Бродвея в Нью-Йорке. Я перебираю в воображении разные формы этого монументального тождества любви, я возбуждаюсь и натягиваюсь, как струна. Вот что я обнаруживаю.
Взгляд, с каким любовь взирает на окружающее, неизменно исполнен глубокого равнодушия. Я наивно пытаюсь прочесть на ее восхитительной физиономии что-либо человеческое. Меня притягивает выражение замкнутого превосходства, могущества и отрешенности, которое я угадываю в этом обличье неограниченной государыни. Никакой свирепости, но нечто более грозное: какая-то убежденность в своей фатальности. Какая самодостаточность, какой безукоризненный эгоизм, какая властительная изоляция! В ней заложена неотвратимость всего, на что она способна. Эго лицо пробуждает в моем сознании смутный образ ночного моря.
Невозможно быть больше самим собой, более точно вооруженным, обеспеченным, оснащенным, владеющим именно тем, что только и делает любовь любовью. Нет такого позыва, такого влечения, которые не нашли бы в ней тотчас мгновенных средств к своему удовлетворению. Я нахожу для нее девиз: "ПО ТУ СТОРОНУ СМЕРТИ", или еще лучше: "БЕЗ ЛИШНИХ СЛОВ!"
Пресса о проекте
"Два художника выступили нестройным дуэтом"
Е.Деготь."Коммерсант daily" 480.15.07.94
""За спиной" живописных портретов Мамонова,расставленных по оси зала,Бренер инсценирует свой автопортрет,в течение всего времени работы выставки,он один за другим показывает перформансы,в которых различными способами,вплоть до провокационных,выражает свое "я".
Марат Гельман известен своим уникальным социальным темпераментом,и он видит в диалоге 2-х конкурирующих программ" Мамонова и Бренера симптом общественных отношений."
"Амплуа Бренера - трагик,причем его роль "неудачника" весьма отличается от комфортной позиции "нехудожника",которую еще недавно занимали московские авангардисты,тем самым желавшие избежать сравнения с каким бы то ни было искусством"
"Его эстетика - эстетика не просто неудачи,но расплаты за нее,эстетика в эпоху СПИДа,когда разрушены иллюзии как о безопасном сексе,так и о безопасном искусстве.В своих акциях Бренер словно исполняет тяжкий долг перед культурой - честно и,главное,телесно."
"Конформисты кричат ослами" В.Хан-Магомедова.
"Аргументы и факты" N27(55) 1994.
"Художники стремятся найти новые формы взаимоотношений со зрителями,обращаясь к толпе,стремясь к предельной обнаженности высказывания"
"В борьбе с последним аргументом"
Е.В."Московские новости"
"Хотя и задуманная как "мирное сосуществование",выставка,по словам Мамонова,является его "попыткой борьбы с Бренером""
"Дюжина скрепок в тыл художественной контрреволюции"
А.Обухова."Сегодня" 15.07.94
"Соглласие различий порождает гармонию.В соответствии с этим положением составлена концепция выставки,в которой участвуют только два художника.Богдан Мамонов (холст,масло) и Александр Бренер (тело,душа) попытались примирить непримиримые различия подходов,стилей и жанров,противоборствующие в современном искусстве."
"По затее Марата Гельмана,выставка призвана обозначить конформизм как "крайне актуальную" тему текущего момента.Этот куратор-галерист в последнее время стоически пытается довестилокальный тематизм художественных акций до уровня государственной проблематики."
"Как ни странно,выставка в ЦДХ интересна именно в рамках рассуждений о не-согласии"
"Сюжет события составляют вырастающие из пола "романтические" портреты Богдана Мамонова а-ля Жерико.На них наложен перманентный перформанс Александра Бренера,сценарий которого определялся директивными указаниями-лозунгами,спрятанными за живописным фасадом"
"Намерения организаторов столь странной оранжировки (боди-арт плюс постконцептуальная живопись)более чем прозрачны.Возможности совмещения в едином (физическом и /или ментальном) пространстве любых проявлений современного форматворчества продемонстрированы зрителю таким образом,что потенциал конформности художественного сознания оказался просто безграничным..."
"Александр Бренер : "Революция - это я"" Е.Лаврентьева.
"Деловые люди" сентябрь 1994.
"А он, мятежный,хочет..." М.Богатырева
"Новое время" N 28 1994.
"Выставка называется "Конформисты".Это значит что вроде бы противоречащие друг другу работы,автопортреты одного художника (то есть замена себя "другим") и личные акции другого мирно сосуществуют.Хотя,казалось бы,примирение невозможно.Актуально,что и говорить."
"Мы,конформисты,народ плечистый"
"Конформизм - для советского человека был гадким словом,хотя на деле означает всего лишь способность уживаться друг с другом людям,исповедующим разные взгляды.На этот раз благоразумие конформизма демонстрируют два художника с диаметрально противоположными манерами:Богдан Мамонов.представивший на выставку лостаточнео традиционные портреты и автопортреты,и исполнитель ряда экстравагантных акций Александр Бренер.Смысл выставки :художественного пространства у нас хватит на всех художников,и в отличии от политиков им не из-за чего ссориться и надо дружить."
"С риском получить по физиономии"
Д.Стахов "Огонек" N 35-39 1994
"Несмотря на антиэстетизм,провокации Бренера и Мамонова,предельно индивидуальные и даже интимные,своей цели достигают : зритель-соучастник в состоянии катарсиса покидает зал,чтобы..."
"Moscow review" 1994
"It`s a topic which has a particular relevance now, a phenomenon,for instance,which allows politicians - or artists - to espouse different principles which co-exist in time and space.The poresent show gives artists which an opposite attitude both to life and art an chance to display their works together."
полный адрес материала : http://old.guelman.ru/gallery/moscow/konformist/