| 
| Ненормативная живопись | 
| Авдей Тер-Оганьян 4 - 25 февраля 2003 года фото - Дмитрий Барабанов |
| | В рамках программы "Флэш Бэк"
Галерея Гельмана отмечает сегодня двойное возвращение художника Авдея Тер-Оганьяна: в Россию (это его первая выставка в Москве за время политэмиграции) и к живописному творчеству, которое, как казалось, оставалось за пределами его художественных интересов последние годы. Впрочем, событие это отмечено и некоторой двойственностью - сам Авдей приехать на открытие не смог, ибо это связано с угрозой ареста художника.
Что же касается известной живописной манеры Авдея - копированием, под видом провинциального автора, известных произведений модернизма - и в этом отношении серия "Ненормативная живопись" является весьма условным возвращением к изобразительному творчеству. То, что роднит нынешний проект с его произведениями начала 1990-х годов, состоит не в общности технических приемов или ретро-тематики. Скорее, нужно отметить верность художника некогда избранной концептуальной стратегии создавать "искусство об искусстве", когда внутри произведения присутствуют два смысловых уровня, и первый, внешний сюжетных ход, сопровождается тонким культурологическим комментарием, поданным под видом авторской живописной манеры.
По сравнению с его знаменитыми работами Тер-Оганьяна начала 1990-х: стертыми черно-белыми копиями Ман Рея или Клейна, серия "Ненормативная живопись" представляет собой новую интерпретацию модернизма. Наивная искренность провинциального авангардизма уступает место жесткой модернистской ортодоксии. Подслеповатую расплывчатость образа сменяет тенденциозная пронзительная оптика, с помощью которой на поверхности картины проявляется в виде текста внутренний идейный смысл изображения.
Эту серию правильнее всего было бы назвать реставрацией - или даже реституцией модернизма, поскольку речь идет об имманентном последнему нонконформизме, программном нарушении всех общепринятых изобразительных канонов. Подзаборная брань на поверхности музейных шедевров проявляется, как симпатические чернила, в пламени любви художника к светлой модернистской утопии.
Тер-Оганьян в прямом смысле перенимает эстафету пощечин общественному вкусу, ведь однажды слово "блядь" (точнее "бляд", мягкий знак не поместился) однажды уже появилось на картине Михаила Ларионова. Дальнейшее развитие радикальных художественных акций происходило в сторону все большего отдаления от живописи - пока, наконец, с территории, отвоеванной акционизмом, живопись не подверглась прямому нападению.
Образ террориста, блестяще показанный Николсоном в роли Джокера, врывающегося в музей и приказывающего написать на одном из полотен "один доллар", кажется, конечно, эталоном радикализма. Однако последующее повторение этого эпизода в действительности, предпринятого некоторыми художниками, открыли некие новые смыслы радикальных художественных акций, плохо улавливаемые массовой культурой. В результате музейного терроризма в выигрыше остаются обе стороны: музейные институции получают дополнительный аргумент в пользу привлечения денег и укрепления своего статуса культурного бастиона; нападающий, в свою очередь, приобретает популярность - его имя упоминается рядом с поврежденным шедевром, словно имя автора.
Авторский пересказ модернизма, предложенный Тер-Оганьяном, на первый взгляд имеет куда более скромные амбиции. Но по существу подрывная работа, предпринятая художником в этой серии, гораздо изощреннее и действеннее радикальных перформансов. Здесь нет и не будет лагеря единомышленников - залога создания следующей институции, паразитирующей на "контемпорари арт". Протестная позиция предельно индивидуалистична, так как идет изнутри произведения, отталкивая и распыляя шлейф почитателей и доброхотов: "Авдей, это ты! Как дела?" - "Не дождетесь".
| |
|
|
