 | Guelman.Ru Современное искусство в сети |
Интроспекция
Галерея Марата Гельмана открывает свой новый выставочный сезон, основной темой которого станет живопись. Выбор этой стратегии обусловлен многими обстоятельствами – и прежде всего, конечно, вновь обнаружившим себя интересом к жанру живописи, многочисленными дискуссиями и спорами по поводу которой полнится ныне московская художественная среда.
Разговоры о смерти живописи на протяжении последних лет подпитывались разными источниками.
Упрек же в основном предъявлялся один – отсутствии непосредственности, очевидная «искусственность» картины в сравнении с такими жанрами, как перформанс, видео, фотография. В том, короче говоря, что живопись – это «не правда». Потом, когда оказалось, что «болезнь» метафоричности свойственна и другим жанрам, что фотография может быть превращена в с-принт, а видео – в анимацию, стало ясно, что живопись – такой же жанр, наряду с прочими, и в равной степени с прочими далекий от подлинности по отношению к жизненным реалиям.
Конечно, галерея Гельмана не собирается занимать чью-то позицию в споре последних дней и выступать на стороне «реализма», защищаемого Дмитрием Гутовым или «абстракции», которую манифестирует Анатолий Осмоловский. Не вдаваясь в особенности того или иного изобразительного языка, мы предлагаем скон-центрироваться на живописном принципе эстетического переживания как на наиболее актуальном для сегодняшнего дня. Хочется отметить вот что: живопись абсолютно не скрывает своей «искусственности», ручного характера, иллюзорности своей поверхности. Это всегда пересказ, пусть даже состоящий только из цитат, как в поп-арте, или с претензией на точность документа, как в гиперреализме.
Живопись по природе своей представляет собой рефлексию, акт восприятия, который, в зависимости от одаренности художника, будет, так или иначе, осмыслен в самом произведении. Таким образом, заявляя о своей нынешней стратегии как о работе с живописью, галерея берет этот принцип шире – не просто холст/масло, а все проекты, связанные с идеей опосредованности, непрямого жеста.
Открывает сезон выставка художника, чье творчество с большей или меньшей натяжкой можно считать развернутым в сторону традиции.
Виталий Пушницкий родился и проживает ныне в Петербурге, где вся художественная атмосфера пронизана испарениями старой культуры, миазмами, исходящими от музеев, архитектурных памятников, городской и парковой скульптуры. Где, по сути, революция и авангард принесли с собой лишь упадок, усугубляющийся вплоть до наших дней – ощущение такое, что вчера, хотя и было очень гадко, но все же чуточку лучше, чем сегодня. Однако этот отсчет «по нисходящей» дает возможность, наверное, недоступную уроженцам иной части России помыслить-таки время наивысшего расцвета, с сияющих вершин которого только и возможно так долго катиться вниз. Этим и обусловлен феномен влияния неоакадемических традиций в искусстве современного Петербурга.
Впрочем, напрямую творчество Виталия Пушницкого с неоакадемизмом никак не связано, художник никогда не входил в арт-сообщество, центром которого являлся Тимур Петрович Новиков, не разделял приверженность к патетической маскулинной пластике, популярной среди этой группы. Его художественный язык – скорее, полная антитеза данной эстетике. Скупость и предельная приземленность сюжетов его живописи, в сочетании с нейтральной, почти фотографической манерой изложения, скорее, отсылают к кинематографической традиции неореализма или живописи Герхарда Рихтера. Однако спокойная интонация письма подвергается художником внешней агрессии – места, где в картинах условно мыслится источник освещения, отмечены в реальном пространстве перед картиной неоновыми лампами, «дневной» (а на самом деле мертвенно-белый) свет которых сообщает монохромной живописи свойство миража, сновидения. Из неореализма мы перемещаемся в условность бергмановских приемов «закавычивания» эпизодов сновидений.
Если в отношении живописных полотен изображение дематериализуется с помощью специального освещения, то в графике Пушницкий использует эффект фотонегатива, показывая вместо изображения лишь его сияющие силуэты. Подобное случается и в реальном мире, правда, чаще в моменты катастроф и бедствий – своеобразная скульптурная антиформа была рождена извержением в Помпее, а белые тени людей – при ядерном излучении при взрывах в Хиросиме и Нагасаки. Эстетическое переживание, сообщаемое этой эстетикой, можно сформулировать как явственность образа при утрате самой вещи. Так неожиданно, по словам пострадавших, заявляет о себе боль в ампутированной конечности.
полный адрес материала : http://old.guelman.ru/gallery/moscow/pushitskiy/