Телефонный звонок окончательно прогнал остатки сна, и я услышал в трубке голос старого друга, ныне живущего в Германии: "Привет, старик, ты в Москве, я тоже..." И мне вспомнилось, как много лет тому назад мы стояли на привокзальной площади г. Махачкалы и один из нас, изнывая от жары, глубокомысленно изрек: "Если бы мне всего пару лет назад сам Тиресий предсказал, что когда-нибудь я буду стоять с даргинцем, евреем и аварцем напротив памятника революционеру Махачу Дахадаеву, намереваясь идти в гости к лакцу, я бы плюнул в его незрячие глаза ... слюной" Теперь нас разбросало не только по разным городам, но и по разным странам. И мне кажется, что произошло это не в результате экзальтированных перемещений в пространстве в поисках новых горизонтов и возможностей, а в силу многих не уловимых и не вполне объяснимых законов бытия. И вероятность того, что следствие тут предшествует причине, тоже не исключена. Словом, "когда б не Паламед..." В Москве мне случалось бывать и раньше. И почти всегда зимой. Помню, что от холода я впадал в полнейшую тупость и безразличие, и, находясь в состоянии, близком к анабиозу, не вполне осознавал, где и зачем нахожусь, безропотно шел туда, куда предлагали. В первый приезд мне решили показать Красную площадь и мумию В.И.Ленина. Дело было в январе и единственным моим утешением, пока стоял в очереди, было то, что я мог хотя бы смахнуть сопли, чего не было дано часовым у входа в мавзолей. Впоследствии я прочитал о природе этого явления у А.Шопенгауэра и испытал огромное облегчение от самореабилитации. А вот видел ли я товарища Ленина, точно уже не помню, хотя по приезду домой, говорил, что видел. И, если даже врал, то не корысти ради, а дабы не прерывалась связь времен. В свое время горцы Дагестана гостили у вождя мирового пролетариата, и даже подарили ему бурку, чернильницу и трубку. Не перешла ли впоследствии эта трубка Ильича по наследству к И.В.Сталину, и не она ли сыграла свою роль в том, что народы Дагестана не были выселены из родных мест в курортные места Сибири и Казахстана, остается исторической загадкой. Вообще, ощущения резкой перемены при переезде из столицы Дагестана в столицу России не возникает. Дело, видимо, в некоторой схожести городов: оба города являются многонациональными столицами, и даже то, что названия начинаются с одной буквы, мне кажется символичным и не случайным. По всей вероятности, при строительстве Махачкалы был задействован принцип, названный М.Мамардашвили принципом "русской матрешки": наделять малое, окруженное большим, символами или признаками большого. Здесь Ленинские горы, там - профиль Ленина, вознесенный на гору Тарки-Тау, выложенное фонариками заботливой рукой безымянного земного, Зевса "созвездие", которое по ночам мерцает над городом подобно Большой Медведице. Для меня оно долгое время являлось надежным ориентиром, пока по частям не погасло, к моему большому неудовольствию. Некоторые утверждают, что видят его и сегодня, аргументируя это тем, что видим же мы звезды, которых давно уже нет. В том направлении, куда указывал нос, была дорога, ведущая в мое родное селение, а "шея-нога" смотрела на восток. И если провести от нее умозрительную линию вниз по туловищу и далее, то она, пройдя точно через памятник герою-подводнику Магомеду Гаджиеву, упрется в море. В то самое место, куда была выброшена бурей в 1466г. ладья ходока за три моря Афанасия Никитина. И, когда выдается возможность побывать в Дагестане, мы с друзьями, невзирая на время года, устраиваем в этом месте ритуальное купание в честь четырех великих капитанов. О четвертом в ряду приходится говорить с оглядкой, чтобы не искушать столичного Эпея соблазном ненужного дара. Хотя, было бы несправедливо не отметить, что нынешний город Махачкала вырос там, где был когда-то заложен Порт-Петровск. Что бросается в глаза при приезде в Дагестан, так это - "сегодня", которое хиреет все больше и больше, а признаков нарождающегося "завтра" не видно. Правда, при подъеме в горы, грань между прошлым, настоящим и будущим начинает стираться. И чем выше, тем сильнее. На вершинах, среди ледников этой грани вообще нет, но там и люди не живут. А в общем, как и везде в России, "верхи не могут, а низы не хотят". Не хотят, чтобы их таким вот образом "имели". И ко всему этому еще и война. С кем и почему, никто толком объяснить не может. "Батрахомиомахия" какая-то нескончаемая. Средства массовой информации, изъясняясь на каком-то политизированном "воляпюке", еще больше запутывает картину: исламисты, ваххабиты, муджахеды, тинейджеры, фундаменталисты, федералы, Белый дом, желтый дом. Одним кратким курсом историко-религиозного ликбеза тут не обойтись. Порою кажется, что речь вообще идет о временах Гаруна аль-Рашида или о гражданской войне Севера и Юга. Проще, по-моему, было бы называть все по Дж. Толкиену: тролли, хоббиты, варги по ту сторону Туманных гор, или, скажем, гоблины из Дикого края и горы Ганабад. А в Нескучном саду можно было бы устраивать генеральные репетиции перед предстоящими баталиями. В крайнем случае, можно ведь и сугубо научным языком все объяснить. К примеру: "гонококк, укрывшись в хламидии, становится недоступен воздействию пенициллина". Всем понятно, и, вместе с тем, полезная информация. После недавних событий дело в Дагестане дошло до того, что носить бороду даже в селении стало не безопасно: свои же могут пришить, дабы не повадно было. Ведь еще в ХУ в. Хаким Джами предупреждал нас о том, что "если ножницы не касаются бороды ежедневно, не придется долго ждать, когда борода, в своем буйном росте, провозгласит себя головою". Вообще, "необъяснимая" солидарность дагестанцев во время беды ставила в тупик многих любителей острых ощущений. К примеру, когда в 1396 г. Тимур Тамерлан в горной части Даргинии осадил крепость Ушкуджа (сев. Акуша-Усиша), на помощь даргинцам пришло войско Кумухского шамхала и аварцев. Позже придворные историки Тимура выражали свое крайнее удивление по поводу того, что лакцы и аварцы - мусульмане - пришли на помощь даргинцам, бывшим тогда "иноверцами". Этот исторический эпизод - не первый, и не последний пример боевой взаимопомощи народов Дагестана. И об этой "странной причуде" в характере дагестанцев не стоит забывать тем, кто "шел в комнату", а рискует попасть в другую. Словом, как выразился в свое время еще один великий завоеватель, шах Ирана Надир: "Хочешь неприятностей на свою задницу, напади на Дагестан". Рассказать о дагестанцах в Москве нечто особенное, сложно. Необычного в них, в общем-то, ничего нет, если не считать то, что с ними в любую минуту может случиться непредвиденное. Но зато - полная свобода неизвестности. Как-то мой однокурсник, врач крупной клиники, зашел ко мне в гости и, извинившись за опоздание, спросил: "Ну чем я отличаюсь от большинства граждан на улице?!" Надо отметить, что у него рыжие волосы и голубые глаза. Я предложил ему пройтись, внимательно его оглядел и решил, что это оттого, что он рыжий. И хотя, в силу ряда причин, Москва за последние годы сузилась для "иногородних", она, тем не менее, осталась местом удивительных встреч и превращений. И не стоит, как говорили древние мастера, смущаться, если кто-то сейчас относится к вам плохо. Это, возможно, встреча со своим прошлым. И, если даже допустить, что в империи "лучше жить в глухой провинции у моря", Где гарантия того, что не окажешься в роли той бабушки, которая, спустившись с гор, впервые за долгие годы, выражала крайнее недоумение по поводу мешков с "зерном", сложенных вдоль дороги без всякого присмотра. Когда ей объяснили, что в мешках песок, она была просто потрясена, часа два молчала, а потом, с тайной надеждой спросила: "Какой песок?" Тайны и самые обыкновенные явления этой жизни, при их правильном сочетании, делают возможным подлинное Путешествие. Целью этого Путешествия для дагестанца всегда остается Дагестан. Перед отъездом из Дагестана я зашел к своему старому учителю попрощаться. Взял бутылку коньяка. Он выставил напротив вторую и сказал: "Помнишь Симурга и 30 птиц Аттара, которые, пройдя долгий путь к горе Каф, наконец узрев его, осознают, что они и есть Симург и что Симург - это каждая из них и все они вместе. Так мне кажется, что это про Дагестан и народы, его населяющие". И, указывая на бутылки с разными гербами, добавил: "И отрезок от вот этого тура на фоне гор до нечто среднего между орлом и танцующим фазаном - тоже составная часть этого пути. Хотелось бы верить, что не наименее важная и, тем более, не последняя".
