Их нравы. Когда-то раньше, подолгу столицы не посещая, я смотрел на электрички, у меня за окном проносившиеся: в Москву, в Москву! - и полагал, что мы в самой что ни на есть уральской глубинке какой-то неполноценной художественной жизнью живём, процентов на 50, не то что в столице. Все хорошие художники - давно туда переехали! Свердловские музейные работники поныне так и говорят: - Зачем мы будем местных художников по дешёвке скупать?!. Уж лучше денег накопим и хороших, МОСКОВСКИХ, купим... В столице, представлялось, все художники - профессионалы, только на заказ и по предоплате творят. Мы же здесь - этакие стареющие мальчики, изощрённо симулирующие самим себе некий целокупный процесс. Хотя, понималось, что и там по-разному люди живут: госзаказа на одного-двух Церетели хватает, а все прочие либо такому положению противостоят, желая что-то оттяпать, либо занимаются совсем уж непонятно чем и непонятно для чего - как и остальное рядовое и неплатёжеспособное народонаселение (отчего в большинстве выставочных проектов сквозят непреходящая непроявленность идеи и невнятность назначения). Всю АКТУАЛЬНОСТЬ в актуальном искусстве, представлялось по простоте душевной, московские художники себе заграбастали. В смысле то, за что можно на видимые из столицы зарубежные хлеба забраться, на функционирующий где-то современного искусства рынок - где как в хлебном магазине каждый день новую выпечку - каждый день новую выставку подавай. Нам же здесь одна АУТЕНТИЧНОСТЬ осталась! Т. е. то, что сулит реалистично мыслящему художнику хоть какие-то выгоды в реальной жизни. Другой ведь может и не быть. Не заграничные заимствованные ИНСТАЛЛЯЦИИ - а обыкновенная игра в игрушки. Не дорогостоящий выпендрёж в стенах галерей, куда холоднокровная публика по привычке заглядывает - а безвозмездные развлечения для своих друзей и знакомых, которые самозабвенно предоставляют тебе кукол своих чад, собственные холодильники и стиральные машины, а также архивы своих предков, в самых неожиданных, т. е., в самых, наоборот, привычных местах. Из самых обыденных отправлений организма художество делать: родился - ХЕППЕНИНГ, женился - ПЕРФОРМАНС, переехал на новую квартиру - ИНВАЙРОНМЕНТ. Обустройство личной жизни, организация общего досуга, украшение квартир и приусадебных участков. Завтраки на траве и охотники на привале. Для того, чтобы от выставок была хоть какая-то польза, приглашать на них лоток, например, ИЗГОТОВЛЕНИЕ КЛЮЧЕЙ, дабы посетители между делом удовлетворяли свои бытовые нужды. И ещё: из российской глубинки все столичные contemporare художники представляются людьми одного круга, соратниками и соучастниками. На деле ж их разделяют невидимые на расстоянии разногласия и близкое знакомство друг с другом. Летом я оказался на пленэре вместе с художником Франциско Инфанте и обнаружил, что он не приемлет в чужом творчестве: ПОМОЙКУ (т. е. всё советское, воспеваемое некоторыми концептуалистами); ПОСТМОДЕРНИЗМ (последующего поколения); КУРАТОРСТВО (критиков, прочитавших у Барта-Дерриды о "смерти искусства" и решивших, что кураторы и есть подлинные художники, а также всякое ОРГАНИЗАТОРСТВО-МАНИПУЛЯТОРСТВО взамен РУКОТВОРЧЕСТВУ); ну и последних московских акционистов (типа Осмоловского-Бренера), буквально испражняющихся на пиетет музейных ценностей под картиной Ван-Гога либо мастурбирующих над местом восстановления ХХС. Хотя оставшийся культурный диапазон воспринимает вполне благосклонно. Тут вот ещё какой обман зрения наличествует. Лет десять назад один наш бард пожаловался мне в приватной беседе: - Знаешь, чем наше житьё-бытьё от столичного отличается - и тут, и там все чтят и транслируют в эфир только узкий круг своих ближайших приятелей. Тут я всех теле- и радиоредакторов знаю, а там тамошний точно такой же - всех тамошних редакторов. Только меня транслируют по одному каналу на одну область, а ЕГО - сразу по всем и на несравненно большую аудиторию.
Наши достижения. Свердловск - родина советского концептуализма (если не считать поэта А. Чичерина в начале века). Так утверждает в статье об "Уктусской школе 1964-74 гг." справочник "Кто есть кто в современном искусстве Екатеринбурга" (1998). Анна Таршис - она же Ры Никонова - сообщает, что в 1965 г. художник В. Дьяченко нарисовал картину "Чьё это облако?", изображающую облако и саму эту надпись, что было вторым (после Чичерина) пришествием концептуализма на российскую землю. К тому же у нас: последнего доброго царя убили; родили первого президента; скопище военных - НОМЕРНЫХ - заводов (назывывшихся недавно ПОЧТОВЫМИ-ЯЩИКАМИ), главный из которых - "Уралмаш"; а ещё есть УРАЛМАШЕВСКАЯ МАФИЯ, которая сейчас борется с наркоманией, и бюджет которой превосходит областной бюджет в энное число раз. Если режиссёр А. Герман будет снимать кинофильм про 80-е годы, из всех форточек у него будет доноситься "Гуд-бай, Америка, о-о-о!.." приснопамятного свердловского рок-ансамбля "Наутилус Помпилиус". Так что Свердловск - как говорится, третья столица. Где памятник Свердлову жёлтой краской два раза в месяц поливают, а Народный дворник России поэт Б. У. Кашкин с группой безвозмездных соратников раскрашивает по выходным все окрестные заборы и помойки картинками на свои стихи: "Коза объелась гороха, Бока раздулись, ей плохо, Слезами наполнились очи, Мне жаль бедолагу о-о-очень!" Или: "У рака - клешня, Рога - у быков, А у акулы - зубы И нет ничего у меня, я таков - Все они мне любы, До самой последней пичужки. Мы с ней друзья, в скобках - подружки!" Профессиональное же уральское искусство пребывает в загоне. Местные художники занимаются непонятно чем и непонятно для чего. Сфера приложения их профессиональных сил - малопрофессиональна. Не ТОВАР-ДЕНЬГИ-ТОВАР, а точечные сиесекундные удовлетворения самолюбий от случая к случаю. Единственный результат - подкармливание самолюбий. Отчего противостояние их и проистекает. Переживают: - НАСТОЯЩЕГО ИСКУССТВА без БОЛЬШИХ ДЕНЕГ быть не может. ИСКУССТВО может существовать только в местах безмерного БОЛЬШИХ ДЕНЕГ скопления. Где, не считая, деньги на развлечения выбрасывают, а не живут, чтобы выжить. Здесь же безумные художники безвозмездно своё БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ вытесняют. Хотя надо вовремя обменять его хоть на что-то стоящее (в местах, где это возможно), чтобы не произошло бесповоротного своим БЕССОЗНАТЕЛЬНЫМ затоваривания!.. Мы, художники, обречены на сервильное положение!.. Взять, к примеру, танцоров и музыкантов. Почему-то никому не придёт в голову танцевать их учить... А художников - учат все, кому не лень!.. Верхняя планка провинциальных мастеров кисти и резца - оформление офисов. Хотя некоторые-таки помнят, что актуальное (настоящее) искусство - по определению - нечто иное, а именно (как завещал Л. Толстой) - общение, художественное послание на животрепещущие темы на сообразном времени языке. И потому стремясь уйти от привычной обывателю функции украшателей домов и Дворцов культуры, обращаются к "актуальным" по их мнению средствам: так называемым АКЦИЯМ и ИНСТАЛЛЯЦИЯМ, кинетическим экспериментам и экспрессивной лексике, создавая привлекательные ЗДЕСЬ дайджесты из подсмотренного, а потому неконвертируемого ТАМ. В силу этого неразборчивого и неосознанного заимствования все местные творцы - не белее, чем знаки непостижимости чужой души потёмков. Все внятны только для узкого круга ближайших соратников и собутыльников. Общераспространённое творческое кредо: я - ХУДОЖНИК, а все прочие - г.... (в смысле - НЕ УМЕЮТ РИСОВАТЬ, НЕ ВИДЯТ ЦВЕТА, не чувствуют пластической архитектоники, ну и т. д.). Если в столице художники герметичные, потому что разошлись по своим субкультуркам, сочиняют словари терминов (типа ГНИЛЫЕ БУРАТИНО, БАЛЛАРЭТ или ШЕПОТ ЛЮБИМОЙ ДЕВУШКИ), тут всё первозданно перемешано. А оттого нам внятными приходится быть для самых широких масс: и для пионеров, и для пенсионеров - иначе не выдюжить. Что несомненное перед Москвой преимущество.
Тарзан в Нью-Йорке. Первое время в Москве я чувствовал себя ТАРЗАНОМ В НЬЮ-ЙОРКЕ. Дома в Свердловске идёшь - бывало - по улице, и каждый третий встречный тебе знаком, но особого дела ни до кого нет: ты в свою норку спешишь, где поддерживаешь каждодневные отношения только с двумя-тремя одними и теми же случайно прибившимися к тебе людьми. Здесь - всё прямо наоборот: любого мало-мальского знакомца тебе зачем-то непременно хочется обаять, доказать сию же минуту, что ты - САМЫЙ БЛИЗКИЙ ему человек, достоин ЛЮБВИ ДО ГРОБА, а также того, чтобы, забросив все дела, тебя домой к себе отвели, накрыли стол и стали беляшами кормить. Потом из Тарзана в этакого МИКЛУХО-МАКЛАЯ перерождаешься. Разглядываешь окружающих тебя людей в качестве механических штуковин, которые, мягко говоря, странновато функционируют, будто их предварительно поколотили молотком. Интересно следить за тем, что в них впадает, и что вытекает взамен. (Хотя когда я проходил в те же дни по переходу между Театральной и Охотным рядом - под лепными сводами и под очередную классическое музицирование, ощущал себя чуть ли не НИКОЛАЕМ II, а под "Грусть моя, ты покинь меня..." - ШТИРЛИЦЕМ.) Или, думаешь, в край непуганных идиотов попал. Деньги тут так и валятся с небес, ибо их критическая масса намного больше среднеуральской (в первый же свой день в Москве я нашел на дороге 50 долларов), но все мужские особи переживают, что они-де - художники/композиторы/режиссёры/поэты, а вынуждены зарабатывать на жизнь не очень художественным путём. В Свердловске у нас всё иначе - либо ты, либо тебя. То есть либо ты кому-то что-то забесплатно делаешь, либо просто так деньги ни за что кладёшь себе в карман. Ну и женщины в Москве тоже поголовно переживания свои пережёвывают - живут не с теми и не таким макаром, а если с теми и макаром таким, то отношения их трагически прерываются ввиду случайного стечения обстоятельств. Или, например, чувствовать спешат, а назавтра забывают про то, что было сегодня. Москвичи вообще - этакая расплывчатая категория - более ранимые и страждущие. (Хотя, может быть, около Лужкова можно и более толстокожих найти.) Я, например, ни с того, ни с сего обидел поэта Сида, основателя и руководителя "Крымского клуба" (см. соответствующее землячество). В газете "Неофициальная Москва" мне заказали колонку к развороту про столичных животных, а всё моё тогдашнее знание Москвы не простиралось за пределы квартиры Сида, в которой я проживал к тому моменту уже с полмесяца. Ну я и написал про тамошних тварей и про ручную крысу, которая ночью иногда по моей голове на кухонный стол проходила. И в угоду зоологической тематике назвал сидово жилище СВИНАРНИКОМ. Филологи меня поймут. Сид, прочитав, попросил меня заменить СВИНАРНИК на ГАДЮШНИК. Я посмеялся, не видя разницы, ну и не поменял. И после недели раздумий до того беспредельно милые хозяева меня от себя отселили с этаким камнем на сердце. Вообщем, Москва отличается от какого-нибудь областного центра, тем что тут всего больше (по количеству) и меньше по всему остальному. Возможностей всяких в столице - завались. Хотя аудитория не в пример мельче располосована. Пример такой: у нас в Свердловске поэта Кибирова знает и ценит каждый третий, здесь же - несравнимо меньший электоральный процент. А потому на его, например, шее в рай не пролезешь. Я подшучиваю над Кибировым: - Познакомился в Москве в первый день с девушкой неземной красоты, захотел сразить ее первой же фразой. Говорю, что с КИБИРОВЫМ знаком. И ты знаешь - она мне после этого не отдалась!.. Ну ладно, думаю, не проняло её с одного раза. При следующей встрече напоминаю: я с Кибировым знаком... - а она снова не отдалась!.. Доколе такое может продолжаться?!. Кибиров мне отшучивает: - Тут, - говорит, два варианта возможны. Либо ты не с теми девушками знакомишься, либо у тебя просто дикция плохая!..
