Для многих моих сверстников Москва так и осталась столицей нашей Родины. И в моем сознании до сих пор не укладывается, что я здесь иностранка. Да какая же я иностранка, если говорю по-русски грамотнее, чем некоторые москвичи. Разве что пристальные взгляды милиционеров и недовольное пыхтение толстушек в магазинах. В общем, когда я приехала сюда первый раз, то ничего такого, поразившего мое воображение, я не увидела и даже напротив сильно удивилась, что этот город, похожий на тарелку с манной кашей - предел всех мечтаний. А когда пришлось переехать в Москву, то временами мне казалось, что я по-прежнему в своем городе, просто в незнакомом районе. И только непрерывный поток русского мата помогал мне почувствовать разницу. Защитив диплом в Академии художеств, я полетела в Москву помочь моему другу разработать фирменный стиль для одной компании. Он тогда уже работал на компьютере, да еще на Макинтоше. Для моей профессии в то время умение управлять такой умницей было высшим пилотажем. И я с головой ушла в работу. Спустя пару месяцев, чтобы убедиться в своих силах, решила поработать самостоятельно. Единственное место, куда меня приняли, было дизайнерское бюро при компании "Видеосервис". В этой компании переводили на русский язык западные фильмы, причем учтивые партнеры из-за рубежа присылали весь комплект для полиграфии в Москве. В мои обязанности входило сканировать слайды и копировать дизайн упаковок. И никакой фантазии! Но на тот момент меня это устраивало. Позже я даже оформила аудиокассету для одного московского солиста. Помню, как сильно волновалась, когда в бюро приходил сам певец. К концу января мне до чертиков надоели кровавые подтеки на буквах, роковые женщины в нижнем белье и прочие прелести стиля "фэнтези". К тому же я заболела, и ничего не оставалось, как залечь дома с книжками. Была самая холодная зима в моей жизни. Выползать из дома не хотелось: в метро противно, на улице "северный полюс", в четыре уже темно, те немногие знакомые, что у меня появились, живут в часе езды на метро… Я подумала - пора домой в Алма-Ату. И вдруг мне позвонили и сказали, что мои работы понравились одному из рекламных агентств на ОРТ, и со мной хотят заключить контракт. Вот это новость! Мне даже показалось, что в этот день отметка уличного термометра поднялась на несколько делений. На самом деле так неожиданно наступила весна. Солнце было просто сумашедшим. Казалось, что оно замаливает свои грехи перед москвичами за зимнюю тоску. Все свободное время я ходила пешком по московским улицам, наслаждаясь ароматом весеннего воздуха. А однажды, прогуливаясь по Васильевскому спуску, я увидела небо, и влюбилась в него. "Жизнь удалась" - прочитала я на плакате и сказала себе - может быть! Началась серьезная работа креативного дизайнера. Да еще с такими фирмами, как Сони или Коника! В этом агентстве все было иначе. Я никогда не общалась с клиентами напрямую, безусловно это затрудняло процесс, но так было заведено, и я не смела перечить. Мне казалось, что все люди, гордо шагавшие по коридорам Останкино, несомненные таланты. Их манера держаться и знание иностранных языков придавали значимость всему, что бы они ни делали. Шло время, я исправно трудилась, что-то принимали, что-то - нет, арт-директор навязывал мне свой вкус и на глазах превращался в амбициозного зануду. Инфернальные красавцы и красотки, шатающиеся по телекомплексу с деловым видом, раздражали, хотя бы тем, что никогда не здоровались, входя в кабинет. Становилось неуютно и скучно. Я начала делать левые заказы в тайне от начальства. Одним из таких "леваков" была презентация французских духов "Кензо Джангл". Через каких-то знакомых ко мне обратился человек с предложением оформить клуб "Утопия" для презентации. Получились очень симпатичные бумажные джунгли. Тогда я в первый раз реально оценила бумажную эстетику. В декабре мы с моим другом решили принять участие в четвертом всероссийском конкурсе "Дизайн-96", организованном Союзом дизайнеров России. Трясясь от страха и холода, я принесла эскизы. Наши работы подолгу вертели в руках разные представительные дядечки-дизайнеры. Похвалили и к конкурсу допустили единогласно. На открытии мы гордо прогуливались рядом со своим стендом, наблюдая за реакцией посетителей, и были уверены, что обязательно займем какое-нибудь место. Разочарование на вручении, больше напоминавшем междусобойчик, отрезвило нас. Разочаровало, скорее, не то, что нас не заметили, а то, как все было организовано и собственно работы призеров. Процедура вручения наград была лишь плохой копией "Оскара", начиная с ведущих, которые без тени улыбки на лице, запинаясь и перевирая имена, читали текст по бумажке. По дороге домой мы убеждали друг друга, что на следующий год обязательно снова выставим свои работы и возьмем реванш. Этой же зимой в Москву приехал мой старый алматинский знакомый Канат Ибрагимов. Я когда-то выставляла в его галерее "Коксерек" свою первую инсталляцию, а однажды даже помогла со спонсорами. По какой-то невероятной случайности мы встретились на концерте в одном из клубов. Вероятность встретить старого знакомого из Алма-Аты в ночном клубе настолько мала, что, увидев Ибрагимова, я подумала: как этот японец похож на Каната. Потом мы наперебой рассказывали друг другу о Москве, Алма-Ате (никак не привыкну писать Алматы) и о современном искусстве. Канат приехал делать акцию "Птица Кораз". Это был успех. Он сразу же покорил московскую богему, и его пригласили участвовать в "Арт-Москве". Канат переехал к нам жить. Каждый вечер мы бурно обсуждали предстоящий проект с харизматическим названием "Нойе казакише кунст", причем писалось оно именно так. Планировалось публичное жертвоприношение: по казахскому обычаю в честь больших событий режут барана прямо у ног почетных гостей. Мой друг и я сделали к выставке небольшие буклетики, так, чтобы все было по-настоящему. В день вернисажа все мы были на стенде. Наш знакомый оператор снимал на камеру приготовления. Но стоять в стороне не пришлось. Вокруг нашего стенда был ажиотаж! Дамочки в натуральных шубках, прожевывая бифштекс, всячески изображали свою искреннюю любовь к животным. Злобные старушки шипели про Гринпис. Галеристы в один голос требовали убрать барана, подписывали какие-то бумажки и даже угрожали. Мы взялись за руки и не отступили ни на шаг. В тот день Москва вдруг стала такой маленькой, что поместилась бы в кармане брюк. Где-то на уровне плеч я почувствовала невероятную легкость. Я сделала то, что хотела, то, что считала нужным. На следующий день из-за всего этого моего друга уволили с работы, а еще через день -меня. Я даже обрадовалась тому, что не придется никуда идти, делать заинтересованный вид и слушать людей, которых уже не уважаешь. Целый месяц я валялась на диване и наслаждалась свободой. Даже участие в дизайнерских выставках казалось пустой затеей. Все перевернулось в моей голове. Но деньги никто не отменял, пришлось снова искать работу. Однако в этот раз уже я использовала агентство в своих целях. Если можно так выразиться, тешила свое самолюбие. Мои работы публиковали в неприступных буржуйских журналах, одно название которых приводило московского обывателя в трепет. В новом агентстве моей основной работой стал дизайн упаковок мороженого компании "Nestle" для российского рынка. Казалось бы, ну, что там, мороженое - детские премудрости! На самом деле задача была не из легких: создать близкий россиянам образ и при этом соблюсти европейский стиль. Помимо креативной части на моих хрупких плечах лежал груз полной подготовки к печати. А печатали в Европе. То есть не позвонишь и не скажешь: "Ребята, передвиньте картинку, простите, забыла". Нельзя было допустить ошибку даже в мелочах - такому клиенту с удовольствием окажут услугу тысячи московских агентств. Здесь надо отдать должное менеджерам из "Nestle", они настолько пунктуальные и внимательные, что работать с ними - одно удовольствие. Когда они пришли и рассказали о том, что трижды звонили из типографии с просьбой передать дизайнеру благодарность, потому что первый раз из России получили грамотно подготовленный файл, - я готова была их расцеловать. Летом Канат пригласил меня в Алма-Ату принять участие в семинаре по теории и практике современного искусства, организованном различными объединениями и его галереей в том числе. В то время в моем родном городе собирались открыть Центр Современного Искусства. На "арт дискурс - 97" были приглашены известнейшие критики Москвы - Виктор Мизиано, Евгений Барабанов, Людмила Бредихина и радикальный художник Олег Кулик, известный всему миру, как "человек-собака". Сам семинар проходил высоко в горах, на территории космостанции, вблизи маренного озера со скромным названием "Большое Алматинское". Одно только воспоминание о горах приводило меня в восторг. Я совместила свой короткий отпуск с назначенной датой, благо в рекламном бизнесе в этот период затишье, и мне удалось поехать. В Алма-Ате я сразу же включилась в подготовительный процесс. Канат знакомил с подрастающими радикалами "готовыми на все" из его школы при галерее "Флэш арт скул". Меня удивляло, что незнакомые молодые люди знали меня. Оказалось, они просматривали видеокассету с подвигами Каната в Москве, и мое хладнокровие на стенде покорило юные умы. А фраза "Не имеете права!", обращенная к секьюрити, стала их главным девизом. Для меня это было так неожиданно, что я не знала как себя вести. Выглядела как полная идиотка. Наконец, мы поднялись в горы. Москвичи опьянели от невиданной красоты и недостатка кислорода. Это было самое настоящее высокогорье, а выше уже ледники. Погода развлекала: до обеда палило солнце, - и все загорали, вечером опускались туманы, а ночью, разглядывая каждую звездочку "млечного пути", мы грелись у костра, надев на себя все теплые вещи. Вот в таких экстремальных условиях проходил "Арт дискурс". Алматинские художники выставили свои проекты, некоторые из них были очень сильными. Московские критики читали лекции по современному искусству, вернее о новых формах искусства, о кураторстве и пытались вовлечь в дискуссию местных искусствоведов. Совершенно неожиданно мои юношеские кумиры, выпускники ленинградской академии художеств, самые продвинутые искусствоведы Алма-Аты, вдруг повели себя абсолютно неадекватно. Реакции на тексты не было. Складывалось впечатление, что никто ничего не понял. В принципе, это не беда, но когда посыпались вопросы, я сидела и думала, - лучше бы вы молчали. Критику с мировым именем задали вопрос: "Скажите, пожалуйста, почему фильм "Утомленные солнцем" называется "Утомленные солнцем". Позднее демонстрировался видеофильм о презентации нелепой алма-атинской выставки "Тупое искусство". И вот здесь в моей голове произошел еще один переворот. Недосмотрев до конца, я вышла покурить. Видеть, как рушатся идеалы, было выше моих сил. Кто-то из москвичей подсел ко мне и сказал: "Бегите отсюда и никогда не возвращайтесь". В город спускалась в полном сметении чувств. Я всячески избегала разговоров о прошедшем семинаре со старыми друзьями. Да и они при встрече интересовались лишь моей зарплатой. Поначалу я даже не обижалась и честно отвечала. После чего отпускались колкости - "ну, вы, москали, совсем заелись!". Разговор не складывался, и желание увидеться еще раз исчезало навсегда. Благо были и те, кто на самом деле радовался моему приезду. Конечно же, таким "самым из самых" оставался кинооператор Мурик Нугманов. С ним связаны самые лучшие воспоминания, от которых щемило в груди. У нас была прекрасная команда - взаимопонимание с полуслова. Никто не отлынивал, мы просто жили нашей работой, даже на новогодний праздник собирались у него дома. Такое, наверное, бывает только раз. В гостях у Мурика мной овладевала мощная ностальгия. Все чувства переплелись в большой комок и не давали покоя. Я даже захотела остаться и продолжить работу в местном агентстве, но воспоминания о семинаре были еще слишком свежи. К тому же беседы с посторонними приводили в бешенство. Они говорили много и медленно, так, что к концу фразы я забывала, о чем идет речь. А в такси и магазинах мне просто хотелось кричать от беспомощности. Я вернулась в Москву. Плакат из красной икры стал популярным и где бы я не находилась, все время натыкалась на лукавое "Жизнь удалась". А моя жизнь не удалась: дом - метро - работа - метро - дом. В выходные уборка и закупка продуктов на неделю, так называемый шоппинг. Редкие и ленивые выезды в клуб к друзьям. Глядя на себя в зеркало, я видела как толстеет и стареет тело. Все мое существо противилось подобному образу жизни. Москва не стала моим городом. Алматы - перестал быть моим городом. У моего города теперь другой статус, там живут другие люди, и даже имя у него другое. От этих мыслей начиналась депрессия. Временами мне хотелось бежать в Европу, в Америку, все равно. Уж если так жить, то хотя бы получать за это деньги. День сменялся днем. Так прошел год. Я беспомощно звонила Канату, чтобы услышать, что хоть он живет. Ибрагимов затеял в Казахстане комитет по встрече третьего тысячелетия. И в планах было создать русскоязычный журнал, аналог журнала "Пушкин". Я зацепилась за эту идею и выехала в Алма-Ату. Там познакомилась с Нурлыбеком Садыковым - предполагаемым редактором будущего журнала, а мне предложили быть директором, вернее связным в Москве. Мы параллельно разворачивали деятельность. Через три месяца Нурлыбек умер. В комитете были какие-то проблемы с деньгами. Но я уже не могла остановиться, решила идти до конца и создать журнал о современном искусстве. Я пошла к Марату Гельману и рассказала о своей идее. По счастливой случайности у него тоже были проекты, связанные с Казахстаном, и он предложил сделать электронную версию. Это было гораздо круче! Я собрала все, что можно было собрать по Москве. В середине января сайт был готов, оставались мелкие доработки по дизайну. Но видимо этот проект требовал много крови, неожиданно "умер" мой компьютер. Я думала, что скоро умру и я. Несмотря ни на что, 17 мая состоялась презентация Всемирного независимого казахского журнала "Арба", посвященного современной казахской культуре и ее представителям. "Арба" не только дает возможность алматинским авторам быть услышанными во всем мире. "Арба" позволяет москвичам узнать лучше своих косоглазых соседей, ведь в Москве нас более десяти тысяч. "Арба" - это возможность утолить информационный голод в моем, теперь уже провинциальном городе, хотя бы для тех молодых и готовых на все. Жизнь обрела новые очертания. С каждым новым письмом моих читателей я все сильнее ощущаю, что нахожусь на своем месте. И теперь мне абсолютно безразличны нетерпимые взгляды прохожих и равнодушное метро. Потому что Москва - это люди, которые ее делают, и я являюсь ее неотъемлемой частью.
