СОВРЕМЕННАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА |
Цитирую "Коммерсант": Cостоялась пресс-конференция комитета премии Андрея Белого -- первой негосударственной литературной награды России, присуждаемой в Ленинграде/Петербурге с 1978 года. Предметом разговора стали перемены в комитете премии: в этом году помимо петербуржцев Бориса Иванова, Бориса Останина, Аркадия Драгомощенко, Александра Скидана, Сергея Завьялова и Глеба Морева в его состав вошли москвичи -- глава ИД "Новое литературное обозрение" Ирина Прохорова и литературный обозреватель "Независимой газеты" Александр Гаврилов. В 2000 году питерская премия становится отчасти московской: важнейшие события премиального цикла -- объявление шорт-листов по четырем номинациям (поэзия, проза, критика и "за особые заслуги"), а также имен лауреатов -- произойдут в Москве в начале сентября в рамках фестиваля петербургской культуры "Неофициальная столица" и в декабре на книжной ярмарке "Non Fiction". Ирина Прохорова объявила также о совместном издательском проекте комитета и "Нового литературного обозрения" -- поэтической серии "НЛО", первыми выпусками которой станут поэтические сборники номинантов 1999 года -- Елены Фанайловой, Сергея Стратановского, Александры Петровой и Михаила Айзенберга. Таким образом, в рамках "Нон-фикшн" будут вручаться уже три литературные премии (также "Дебют" и "Малый Букер"), а Саша Гаврилов состоит в оргкомитете всех трех. Что, с одной стороны, неплохо (Гаврилов разумный парень), а с другой смешно, конечно. Впрочем, ходят еще слухи, что Гаврилов будет гл. редактором газеты "Книжное обозрение". ТОПОЛИНЫЙ ПУХ, ЖАРА, ИЮНЬ Несколько дней я почти не заглядывал в сеть. Нет, не пивная жара тому виной, просто сижу букой и делаю некую работу, о которой вот-вот вам расскажу. Но новостей сегодня почти нет. Есть, впрочем, одна большая новость: третий номер "Новой русской книги", как всегда состоящий из множества интересных рецензий. Некоторые я проанонсирую. В конце таки сообщу одну новость. 1. СКИДАН (АМЕЛИН) С Александром Скиданом, рецензирующим стихи Максима Амелина, придется не согласиться по двум поводам.Его теоретический тезис - будто бы ныне укрепился за поэзией новый статус в культурной иерархии: статус приложения. Чуткий к "новым веяниям" Кононов, поэт, возглавляющий издательство "ИНАПРЕСС", безошибочно почувствовал, что упавшие на рынке символических ценностей бумаги поэзии можно искусственно поднять за счет искусства, прежде всего - интерпретации не только кажется произнесенным лет десять назад, когда и впрямь считалось доблестью располагать телегу интепретации впереди телеги творческой эякуляции, но и противоречит реалиям видимого мира. Где, на каких площадках, какая поэзия, какой именно подвергается интепретации? Становится источником культурологических идей, подпоркой хотя бы? Укажите. Эта мода, кажется, уже нежизнеспособна после апофеознойного жеста Виталия Кальпиди, тщательно проинтепретировавшего в 1995 году свой сборник. Поэзия ныне как раз строит зону интимности и чистоты, частного лирического общения автора и читателя, включает скорее не машину интерпретаций, а механизм "из клюва в клюв". Разве нет? С интересом бы услышал другую точку зрения - и от Скидана, и от всех-всех. Собственно же стихи Амелина Скмидан оценивает не слишком высоко, как милую бирюльку. В них типа опускаются и Георгий Иванов, и Бог, и Заратустра, и Маяковский, послужившие не более чем поводом для упражнения в зубоскальстве a la капустник. Что же, в стихах Амелина и впрямь есть легкость, некая необязательность, ощущение игрушечности самой фигуры поэта. Но вот вам, например, непосредственный текст. Ты в землю врастаешь, - я мимо иду, веселую песенку на ходу себе под нос напевая про то, как - теряя златые листы - мне кажешься неотразимою ты, ни мертвая, ни живая. Ты помощи просишь, страдания дочь, - мне нечем тебе, бедняжка, помочь: твои предсмертные муки искусству возвышенному сродни, хоть невпечатлимы ни в красках они, ни в камне, ни в слове, ни в звуке. Что, Саша, зубоскальство? Капустздник? 2. ЕЛИСЕЕВ (ЕРОФЕЕВ) Воплощение кошмара советского барчука: какая тоненькая пленочка относительного благополучия натянута над бездной коммуналок, парадняков, бараков, тюрем, пересылок. Вот так Никита Елисеев определяет новый сборник штучек Виктора Ерофеева.И так еще пишет: Можно было бы написать объективное, спокойное, аналитическое исследование о самоненависти в России. В гипотетическом исследовании русской самоненависти "вытянулась" бы великолепная, почти гегелевская "триада" - от Федора Котошихина, неистового ругателя русских XVII ве-ка, до патетического Печорина ("как сладостно отчизну ненавидеть / и жадно ждать ее уничтоженья / и в разрушении отчизны видеть / всемирного денницу возрожденья") к вульгарно-социологическому Горькому и - к окончательному опустошению темы, к ее "механизации", "автоматизации" у Викера. Самоненависть выпотрошена у Викера. Пустая шкура. Это - не вампирьи клыки, это - …оскал клоуна, который разучивается смешить, и поэтому старается пугать. "Сесиль трахалась всем телом, усидчиво, бурно, остервенело, как будто чистила зубы, но было что-то механическое в подергивании ее французских сисек". С сожалением должен признать: это - автохарактеристика стиля и метода Викера. Это лучшее, что я читал у Никиты Елисеева. 3. ВОЛЧЕК (МОГУТИН) 4. ГРИГОРЬЕВА (ПОПОВ) Потенциально бесконечные тексты всех родов и видов, обрастающие бесконечными своими и чужими комментариями, почти заполонили русскую литературу. Однако пародия Попова не только высмеивает штампы этой романистики, захлебывающейся в своей безудержной и бесконечной нарциссической речевой деятельности, но и развенчивает ее идеологемы самым карнавальным образом. По воплощенной в "Бесконечном тупике" мысли Галковского, заимствованной им у Розанова, Россию погубила ее литература. Литература завела в бесконечный тупик - он же бесконечный текст, бесконечно воспроизводящий этот тупик - он же бесконечно упирающийся в тупик печатной страницы взгляд русского интеллигента (скажем, читающего роман Галковского). Попов в своей беллетризованной истории "Зеленые музыканты" передергивает версию Розанова-Галковского, превращая русского писателя в советского бюрократа: "Все маячит и маячит (33), мельтесит (34) перед глазами сложнейшая (35) фигура Ивана Иваныча, человека ныне (36) весьма в нашем городе уважаемого, члена многих постоянных и временных комиссий, талантливого хозяйственника (37), депутата (38), моего не очень близкого знакомого (39)" (в скобках - номера комментариев, проставленные Евгением Поповым. - Н. Г.).Надежда Григорьева, рассуждая о "Подлинной истории зеленых музыкантов" Евг.Попова, заочно поддерживает мое возражение Скидану - насчет прокислости теории интепретаций. Но и Григорьевой следует возразить - слишком высоко оценивает она этих самых "Зеленых музыкантов", прямо таки о новом жанре говоря. Но текст романа ничем не отличается от обычных сочинений Попова - те же байки и занятные сведения про жизнь, только дискурс не скачет, как коза, а довольно прямолинейно упорядочен цифирками. Какая, собственно, разница, читаю я типичное лирическое отступление Попова о ценах на воблу внутри "основного" текста или лезу в комментарий? Не о пародии, не о новом жанре уместно тут говорить, а об использовании - скорее, от лени, нежели от концепции - уже набившей оскомину формы. Один плюс, все же, я "Подлинной истории" припишу - в нем выше среднего процент мемуаристики, которая в последние годы Попову дается лучше "художественности" (хотя и уступает явно такому очевидному аналогу как "Близкое ретро" Битова). Припишу и минус - с ходом лет Попов стал немножко (тьфу-тьфу, что немножко) склонен к ворчбе и морализаторству. Моя любимая "Душа патриота" в этом смысле была куда чище и легче. ПРОДАЮТ В ТАБЛЕТКАХ ПИВО Это строчка погибшего несколько лет назад свердловского поэта Сандро Мокши. Вот свежий мемуар Виталия Кальпидли о нем, вот старая статья Аркадия Бурштейна. А вот "Антология уральской поэзии", в которой естьт стихи Сандро (там нет индивидуальных адресов, найдете по индексу). Это был удивительный человек - соорудив из валенка, швабры и хоккейной маски манекен гуманоида, он клал его на ночь на кровать, а сам спал но полу.АХРАНЯИЦЦА И СМАЗЫВАеТСЯ Так называется моя статья о LINXI в журнале "Интернет". Моя попытка перевести эту презентацию на человечий язык оказалась вполне беспомощной: «Линкси — такой нехеровый крендель, понтоватый малявщик, крутой вебдезигнер, беспредельный бешеный папарацца». Нет, лучше процитировать оригинал. «Я Мастер-Даун [LINXY] завалил всю севоднюшнуйу службу и не повесил ни одного обновленнийа по исключительно уважительной причине. Потомушта я кондидат в космонафты думаю о будущем и позволил себе начихать на текущие нужды абщественности..." |