Вячеслав Курицын

Строчка в истории (июнь)

В.Друк опасается, что его не найдут в библиотеках

"Кто найдет меня в этих библиотеках, / где Шагал и Будда стоят в обнимку? / Кто найдет меня в этих головоломках / в этажах-этажерках, дешевых буднях?/ Не найдет никто, не возьмет на полку, потому что просто искать не будут".
Эти стихи из книжки "Второе яблоко", вышедшей в прошлом году в Нью-Йорке, Владимир Друк читал на своем вечере в московском клубе "Дом". Книжку выпустило издательство по имени "Джульетта и духи". Я спросил автора, на каком слоге ударение во втором слове, в каком смысле - духи. За Друка ответил его друг, популярный, как и Владимир, в перестройку поэт: "В смысле призраки. Все мы - призраки...."
Сказано несколько грубо, слишком грустно, но, в общем, почти точно. "Жерло вечности" никого не щадит: стоит поэту исчезнуть с глаз, как почти сразу он смывается из сердец. Еще в конце восьмидесятых (разве давно?) Друк был одним из видных представителей новой неподцензурной словесности, знаменитый "теоретический" номер рижского журнала "Даугава" в красном углу публиковал концептуальную статью "Друк, товарищ и Барт"; еще в начале девяностых он организовывал Москве Институт Сновидений, и казалось, что это весьма перспективный проект... Но вот Друк уехал в Америку, перестал публиковаться в здешних изданиях и... "Не найдет никто, не возьмет на полку, потому что просто искать не будут". На вечере в клубе "Дом" поэту внимала горстка старых друзей и горстка творческой молодежи, которая с удивлением открывала для себя "новое" имя. Время не то что жестоко, оно просто стремительно и безразлично. Сохранять память - забота людей: читателей, историков, критиков. Но у нас не отлажены еще механизмы культурного наследования. Слишком мало продолжающихся изданий, скрепляющих нити времен (взять толстые журналы: для них перестройка - это время публикации "Доктора Живаго" да "Детей Арбата", а вовсе не современная эпохе русская литература), почти нет институций, обеспечивающих последовательность разных традиций. Впрочем, вот одна такая институция - премия Андрея Белого. Имея весьма скромный фонд материального поощрения (один рубль, стакан водки и яблоко) она, однако, пользуется высоким авторитетом благодаря внятности идеологии и последовательности тактики: награждаются исключительно эстетически актуальные, имеющие эскпериментальный и лабораторный смысл, если хотите - подчеркнуто спорные формы бытования литературы. Только что объявлено, что премия сменила питерскую прописку на питерско-московскую: хотя большинство членов премиального комитета по-прежнему представляют город на Неве, вручаться она теперь будет в Москве, на декабрьской ярмарке "Нон-фикшн" в ЦДХ (ярмарка, таким образом, будет место объявления победителей аж трех премий - кроме Белого это "Дебют" и Малый Букер). Вот, например, кто был награжден премией в прошлом году (маргинашьные записки выдабющегося филолога стали событием в беллетристике)..... Победителем в специальной номинации - вклад в русскую литературу - стал Дмитрий Волчек.

Архив "Митиного журнала" появляется в интернете

Скрывшийся за буквами А.А. обозреватель одной из центральных газет, комментируя этот факт, добавил что-то вроде "за непонятно какие заслуги". К сожалению, это вполне показательная оговорка. То есть в высказывании конкретного обозревателя было больше фанаберии, нежели реальной неосведомлености (которая специалисту, разумеется, непростительна), но проблема все же есть: для сегодняшнего рядового наблюдателя или, скажем, для молодого человека, только сейчас входящего в литературу, "Митин журнал" это нерегулярное петербургское издание, публикующее авторов, которых, в общем, можно встретить и в других местах; и неоткуда узнать, какую роль играл самиздатовский машинописный "Митин журнал" в восьмидесятых, когда собирал и "вписывал в контекст" на своих страницах "новых" писателей со всего СССР. Писателей, которых просто негде было прочесть.
Отныне такой проблемы нет: в интернете появился сайт "Митиного журнала", на котором представлены все номера журнала, начиная с 1995 года (пока не целиком - какие-то тексты присутствуют только в оглавлении и еще не выложены в сеть, но это дело времени). Открыв - с целью беглого туристического ознакомления - первый номер, потом второй, я так увлекся, что провел у экрана компьютера, не отрываясь, часов двадцать. Я вчитывался в историю русской литературы "по Волчеку", сравнивал старые впечатления, синхронно сопровождавшие появление тех или иных текстов, с сегодняшним отстоявшимся восприятием, вспоминал... Исповедь шпиона – единственная большая проза Татьяны Щербины, которая с тех пор нигде не публиковалась… Беседа А.Левкина с О.Хрусталевой Коты и культура… Впервые прочитанные Кенжеев и Виан… Многомудрые обсуждения Ю.Хариковым, Б.Юханнановым и А.Кузнецовым проблем гипотетического спектакля Шагреневая кожа… Весь это материал требует классификации, описания, осмысления, - и вся эта огромная работа еще впереди. У нас нет истории новейшей русской литературы. Собственно говоря, распространена точка зрения, что нет истории литературы всего 20 века (есть два абсурдно-перекрещенных кода: большевистский и перестроечно-"белоэмигрансткий"), есть также мнения, что и историю предыдущего столетия, в которой много рассуждений о близости дворянства крестьянству, но нет социологии (за счет чего жили писатели, какой статус в обществе имели) нужно всерьез переписывать... Но сейчас о более близкой нам материи: цельного представления о словесности последних двух-трех десятилетий не существует. Сотрудник университета Амстердама Марина Константинова, сочиняющая книжку о нашем литературном процессе 1985-1990, проинтервьюировала десятки фигурантов этого самого процесса и сделала такой вывод: каждый говорит о своем, у каждого своя история. Это ценное замечание - историй и впрямь много, у каждой, грубо говоря, группы писателей своя, они не могут соединиться под флагом Истории с большой буквы, но это не исключает возможности рассматривать их в единой перспективе, с определенной точки зрения, отдавая каким-то историям преимущества перед другими или же холодно предоставляя всем им возможность саморепрезентации... Множество существует возможностей - и мало какие из них реализованы. Книг, новых учебников нет. К безусловным достижением литературной общественности можно отнести лишь развитие института премий. Вот, допустим, премия "Три сестры" (одна из номинаций Анти-Букера): на протяжении уже нескольких лет мы узнаем новые имена драматургов, лауреаты получают рекламу и строчку в истории, ибо список лауреатов честной (по отношению к своим же правилам игры) премии - это род скромного исторического текста.

Герой А.Шипенко не может обрести идентификации

Кстати, а помните ли вы имя драматурга Алексея Шипенко, чья звезда высоко взошла все в том же конце восьмидесятых (его эпатажные пьесы - "Из жизни Комикадзе", "Трупный жив" - широко ставились и обсуждались) и очень скоро исчезла из виду? Издательство "ИНАПРЕСС" выпустило месяца два назад его роман "Жизнь Арсения" (сначала книжка вышла в Германии на немецком - два года назад). Это странное, рваное, нервное сочинение, посвященное похождениям постоянно меняющего имя героя в Севастополе, Ленинграде, Нью-Йорке, Берлине, Москве. Смысл его переименований и передвижений состоит, по собственному признанию героя, в том, что он не может или даже не хочет обрести идентификацию. У меня остались двойственные впечатления от романа: там много повторов, не особо оправданных темнот, ткань письма не держится на шампуре сюжета, но там есть, однако, ряд красивых "сновидческих" сцен, есть острое чувство текущего времени... На этот текст, однако, не появилось пока ни одной рецензии. Возможно, не в последнюю очередь потому, что Шипенко не вписан: в историю, в контекст.




Оглавление


СОВРЕМЕННАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА