А. Гостева

Он сидел на углу Джанпат лэйн и тибетского рынка там, где протекала невидимая граница между миром навязчивой и истеричной индийской торговли и владениями неторопливого и основательного тибетского предпринимательства, между словно вылепленными из цельных кусков гашиша коричево-маслянистыми индусами, разводящими на деньги тревеллеров-салаг, и тибетцами, вырезанными из сандала несколькими уверенными и жёсткими движениями небезызвестным плотником из Галилеи. Он сидел там, в белом пунджаби и белой же чалме - курьёзный гибрид войлочной куколки и сперматозоида из фильма Вуди Аллена, выросший в большую выдру-альбиноса с чёрными усами. Вероятно, у нас были дела. Дела в Дели. (мне казалось забавным такое сочетание). Мы слабо припоминали, в чём они заключались, но точно знали, что одно лишь наличие их (этих дел) удерживает наши тела в этой клоаке. Что если бы не они...О, сколько мутных перспектив раскрылось бы перед нами. Ну, да ладно...И вот мы неотвратимо влеклись в направлении этой выдры, избегая встречаться глазами с кем бы то ни было, дабы не спровоцировать его ("кого бы то" и т.д.) преждевременную смерть от предвкушения гигантской гипотетической прибыли. А он сидел там, на углу, на раскладном матерчатом стульчике в полоску, и думал...Мы так и не узнаем никогда, о чём он думал, сука. Что меня бесит больше всего, мы никогда не узнаем, о чём они там все думали. Мы только зря потратим время на обсуждение этой ерунды. Мы даже не...

...не собирались останавливаться. Я по крайней мере. Он кинулся наперерез, потрясая кожаной папочкой. Он был не слишком убедителен там, на углу Джанпат лэйн и тибетского рынка, с этой своей папочкой. Теперь из выдры он превратился в университетского профорга в день выдачи проездных. Мы находились в герметичном жёлобе из пуленепробиваемого стекла, ветер северо-западный, порывистый, с переходом на северный, течение среднее, солёная океаническая жидкость с умеренным содержанием йода, но нас несло под гору и мы не умели тормозить. Он поплыл рядом, булькая с непривычки и отплёвываясь, выкинув руку с папкой вверх и вбок, как плакат - святой-передовик на первомайской демонстрации. Я думала: почему он не тает ? Что в него подмешали? Таку молчал. Я подозревала, что он не обременяет себя мыслительными процессами. Это было то, что мне нужно. Мужчина моей жизни. Иногда он говорил - o-la-la - у него был занятный японский акцент, когда он это говорил - o-la-la. Мне нравилось. Профорг распахнул папочку и махал у нас перед носами какими-то фотографиями садху, в цветочных веночках, в оранжевых туниках, Таку закурил. Мы стояли на пористой шершавой поверхности охристо-серого цвета, растрескавшейся, как миндальное пирожное, торчали пучки выжженной травы, ползали разные жучки, паучки, козявки. Пахло тёплым навозом. Дышала почему-то только одна ноздря. Предположительно правая. Я всё время путаю право и лево. Таку их вообще не различал. Он был абсолютно пластичен. Устав, он облокачивался или присаживался на воздух, и так отдыхал. Я не заметила, как профорг выхватил из ниоткуда каменную клумбу с жёлтыми цветочками и усадил на её край Таку. - Тебе уже когда-нибудь гадали ? Скажи ? Где ? Здесь, в Индии ? Я тебе сейчас... - Таку зевнул. Он зевал как Маугли. Как человек, выросший среди зверей, никогда не зевающих, не смеющихся, и теперь примеряющий на своё лицо новую мимику. - Ты слушай, что я скажу, я могу читать твои мысли, я могу предсказать твоё будущее, я очень хороший йог - он быстро нарисовал на клочке бумаги три горизонтальные линии и три вертикальные, получилось девять квадратиков - назови число от двух до семи - Таку лениво посмотрел ему в глаза - факир вывел каракуль в форме трёх в одном из квадратиков, Таку потушил сигарету о подошву "Гриндерсов" и вяло отбросил окурок - вокруг ожили и задвигались торговцы, кидаясь наперерез, гремя, звеня, гипнотизируя взглядами - ты откуда ? из Японии ? назови имя цветка и животного - всё это начинало напоминать дешёвый фарс - daisy, elephant - а я стояла там, на углу Джанпат лэйн и тибетского рынка, на растрескавшемся от жары миндальном пирожном, и, как дура, думала о бессмертии. Что это такая странная вещь, бессмертным нельзя стать, либо рождаешься сразу, либо - нет, но при этом никогда не знаешь этого наверняка, а знаешь только, что, вероятно, не смертен, и постоянно барахтаешься в этом зазоре, как в парашютных стропах, разбросанный по воздуху, и постоянно должен что-то делать, чтобы подтвердить своё бессмертие, но чтобы ты не делал, даже если тебе кажется, что это имеет только точечный, локальный смысл, оно уже есть сразу и в твоём будущем, и в твоём прошлом, потому что ты - от рождения бессмертен, и это - мгновенно. И ты вдруг становишься курьёзным исключением из макромира, подчиняющимся законам квантовой физики. Я часто думаю о такой фигне... - факир вывел ещё в двух квадратиках буквы d и e, он улыбался, шевелил усами, сухой ветер шевелил золотистые выгоревшие волосы Таку, факир спросил - когда ты родился? - он спросил - ты умеешь разговаривать? - Таку равнодушно взглянул на меня и вяло ухмыльнулся - он был необременителен, он всё время смотрел на себя, поправлял волосы, прихорашивался, а я - на него, это нас сблизило - выдра теряла терпение и быстро затараторила - вот смотри, я пишу три буквы - LMC - любовь, женитьба, перемены, ты женишься в сентябре, ты вернёшься в Индию через два года, ты... - Таку встал и направился в воронку из очень мягких вращающихся железных стержней с большими шипами, на стержнях то и дело проступали глаза и исчезали, и проступали, и исчезали, и про...И там была музыка - сиреневая, серебряно-синяя, с искрами, и она заворачивалась тоже в воронку, а железные стержни стали лианами, коричневыми, бежевыми, пепельными, леопардовыми, и они ползли, текли, вращались, пульсировали, меняли цвета - и меня спросили - чего ты хочешь? - я сказала - писать - а на что ты готова ради этого? - на всё - на всё?- да - и ты откажешься от детей? - я видела мой живот, он был студенисто-прозрачный и раздувшийся, и там внутри, в скафандре, кто-то жил, и он собирался уйти - я закричала - нет - мне показалось - я закричала - может быть, просто показалось, нельзя утверждать наверняка - нет - я сказала - писать и любить - я ввинчивалась в вертикальный жёлоб... - выдра потянула меня за руку - у тебя большое сердце - я представила себе сердце, занявшее собой всё свободное место внутри меня, и другие органы, все эти печёнки, селезёнки, желудки - они жались по стенкам, пытались пробиться в руки, в ноги, добиться приёма у мозга, объяснить ситуацию... - о, я тебе скажу по руке, у тебя была большая любовь, но вы расстались, он разбил твоё сердце - печёнки, селезёнки, желудки скорбно склонялись над сердцем и пытались склеить его "Суперцементом" - Лу Рид пел про чудесный день, когда он был кем-то другим - я скривилась - папочка соскользнула у него с коленей, картинки разлетелись в жёлтой пыли - но в июле будет перелом, в июле ты встретишь человека из Америки, и ты в него влюбишься, и ты выйдешь замуж в 1999 году, и...давай деньги - у меня нет - есть - нет - я вижу по твоим глазам, что есть - а я по твоим, что не видишь - он сказал - это будет на твоей совести - он был похож на разварившуюся манную клёцку - я ответила - у меня нет совести - он...

...я встала и пошла за Таку. Мы собирали вещи. Мы собирались в Непал. Я забыла про йога. Я взяла Таку за руку и мы шли по улицам, в серо-жёлтой пыли, шурша заплетающимися ногами по мусорным кучам, мимо магазинов и лачуг, зоопарков и банков, по берегу океана, под онемевшим индийским небом, и сбоку, вдали вздымались склоны Гималаев, и серые обезьяны качались на перилах мостов, и уличные дети дёргали нас за одежду, а улыбчивые индусы кричали нам вслед - Halloo, sweet lady and chocolate man! - и у нас над головой горели звёзды, как тысячи лет назад и вперёд - и они кричали - как там поживают дон Хуан Матус и супруга его, донья Хуанита, и дражайший ученик их, дон Карлос? - и я отвечала - спасибо, хорошо поживают, а Карлос Кастанеда живёт на крыше, у всех у нас на "крыше" живёт Карлсон Кастанеда - и я чувствовала, как меня трясёт...

...я говорила себе - отпусти - тебя не трясёт, мы все в ладонях у господа Бога и он качает нас на руках - звонили клиенты, я не могла работать, я курила, шла на кухню, пила чай, возвращалась, курила, вверх-вниз, вверх-вниз, садилась за компьютер - апрельское солнце нагревало подоконники - Марин - да - ну что там у тебя с контрактом? - не знаю - ну как ты думаешь, они подпишут? - думаю, подпишут - хорошо - вверх-вни...Он позвонил и сказал - приезжай сейчас... - у него были наглые карие глаза и властная полуулыбка, мы пили кофе в "Балчуге", за его спиной высоко в небе плыли облака, он смотрел в упор - с тобой очень спокойно - он привык строить людей, он любил власть, мне было лень воевать, неделю назад я ещё была в Индии, и грибы склоняли ко мне свои гигантские шляпы - я сказала - я знаю шесть слов на иврите - комо зе олле, лы хаим и гешефт - он улыбнулся - гешефт - это на идиш - я раньше думала, что лы хаим - это такой глагол - я лыхаю, ты лыхаешь, мы лыхаем - мне было трудно объяснять ему про спряжение русских глаголов по-французски - зазвонил мобильный - всё повторялось, как и три года назад - дата, национальность, марка машины, вверх-вниз, вверх-вниз - он отсел за другой столик - а я смотрела вниз, на реку, через мост, сквозь огромное окно, и видела почти пустой зал, кучки людей за столиками, спину мужчины, говорящего по телефону и вращающего на указательном пальце часы, и запрокинутое лицо девушки, ещё неделю назад жившей в Индии, и я смотрела на неё, а она на меня, пока одна из нас не напоролась на купол строящегося отеля - и я чувствовала, как моя голова, запрокинутая назад, дрожит и отделяется от шеи, и я попыталась удержать её, но... - сколько тебе лет? - двадцать два, а тебе? - тридцать два, у тебя есть бойфренд? - время от времени - а сейчас какое время ? - сейчас - от времени, но никогда нельзя сказать наверняка - ОК, и чем ты занимаешься? - я пишу стихи, а ты? - драгоценными камнями - а почему Россия? тебе надо поехать в Индию - ты так считаешь? - и зачем тебе это? - что? - драгоценные камни - ты читала Оруэлла, "Ферму"? - официантка уронила поднос и кубик сахара, подпрыгивая, налетел на мой ботинок - я повернула голову - он воспользовался моментом и разглядывал мои зелёные ногти - мир - это борьба за власть, есть более привилегированные животные, есть менее, я принадлежу к первым и не хочу это потерять - он говорил это без тени иронии - апрельское солнце кувыркалось от счастья, расплёскивая свет, заливая скорбную бизнес-резервацию - бедный, бедный еврейский мальчик, охреневший от собственной значимости - я улыбнулась - ты не согласна? - ну что ты, я со всем всегда согласна, я конформистка - я с трудом удерживалась, чтобы не расхохотаться - но я знаю, что в мире множество сущностей, видимых и невидимых, и мы можем с ними общаться, и ещё я знаю, что в мире нет ничего, кроме любви, и надо чувствовать поток, а не плыть против течения - очень поэтично, так мы встретимся вечером? - может быть - я хочу поцеловать тебя - ну конечно, ты слишком занят, чтобы пить кофе с женщиной, которую поцеловать не хочешь - а ты? - о, я часто пью кофе с женщинами - я серьёзно - я тоже, в отличие от тебя, я совершенно свободна - а как же твоя работа? - у нас с ней полная гармония - я шла по набережной в сторону "Боровицкой", и апрельское солнце показывало язык, а апрельский ветер наступал на пятки, и волны силы накрывали меня со спины, и я шла, спотыкаясь о воздух и натирая мозоли времени, и жёлтая бабочка присела мне на руку, и пахло корицей, и рекой, и бензином, и я думала - наши тела - одежда господа Бога, и бравурно страдать - это пошло, но только страдания изнашивают наши тела, и тело Бога проступает сквозь них... - впрочем, я уже говорила, мои мозги забиты всякой фигнёй... - и звонили клиенты, и я шла на кухню, и садилась за компьютер, и... - он позвонил и сказал - у меня изменились планы, приезжай сейчас - я соврала - я занята - он сказал - у меня вечером переговоры, завтра утром я улетаю - ОК, встретимся через неделю - но я хочу тебя видеть сегодня - позвони после переговоров - это поздно - тогда через неделю - и я тебя поцелую? - всё спонтанно - обещай, что поцелую - обещаю, что никогда ничего не пообещаю - значит, сейчас... - сейчас нет... - я позвоню тебе из Бельгии... Ха, "приезжай сейчас". Чёрта с два. Что я ему, девочка по вызову ? И потом...

...и потом, когда влажная тёмная глина ночи смешивалась с сухой белой глиной дней, и старый ребе из еврейского гетто лепил из неё Голема, а земля катилась под ногами назад шаром с картины Пикассо, когда в 1-ый год Камыша Мотекусома посылал своих послов с дарами к Кортесу, уговаривая не трогать ацтеков, а серые муравьи безумия ползли нескончаемым потоком в мозг Нижинского, превращаясь в тяжёлый пар и оседая липкими дрожащими каплями на внутренней поверхности его черепа, обволакивая её, лишая слуха и зрения, и когда первые люди собирались в Доме Вод, в низовьях реки Вуапес, и готовили пиво, а звери находились вмести с ними, и никто не мог сказать, где люди, а где звери, потому что они не слишком отличались друг от друга, и первая и единственная женщина мира ждала ребёнка, и когда грязная жижа майских дождей текла вдоль московских тротуаров как сукровица, а в равнодушном небе висела синяя комета, и когда он не позвонил из Бельгии, спустя две недели после моего приезда из Индии, я знала - эта разварившаяся манная выдра шевелит сейчас усами на углу Джанпат лэйн и тибетского рынка, бросается на прохожих, откладывает внутри них восковые яйца своих пророчеств - и я решила - никто не имеет права на мою судьбу, кроме господа Бога, который качает нас в ладонях - и я спросила себя - а если он знает волю господа Бога? - и ответила - знающий не говорит, говорящий не знает - и я пожалела, что, в гордыне, не встретилась с ним "сейчас"...И когда мне позвонили и спросили - хочешь поехать в июле работать в Лос-Анджелес? - я вспомнила факира с папочкой и сказала - нет - нам очень нужно, чтобы поехала ты - нет - месяц в Лос-Анджелесе, подумай, от чего ты отказываешься - нет - я знала с той безошибочной жестокой ясностью, которую невозможно подделать, которая воздвигает и рушит жизни, что мне туда нельзя, что если я откажусь - он позвонит, никуда не денется, потому что я выбрала его, потому что лето - время смерти, и это - закон, а я уважаю законы, потому что чем сильнее противник, убивший тебя, тем здоровее родишься, и если у меня нет права выбора смерти, то есть право выбора противника, и ещё есть право выбора места - и я сказала - я не хочу войны, но я выбрала тебя, и поздно колебаться и отступать, и что бы я не сделала - это будет единственно верное решение, и не важно, что ты подумаешь обо мне, и если ты убьёшь меня, будет исполнена воля Бога, о которой не говорят, и тогда я отбросила гордыню, и...

...и позвонила ему сама, и спросила - как дела? - я занят, позвони мне через два часа - я позвонила - он сказал - я занят, позвони мне в семь - я позвонила - он сказал - я не могу сегодня, позвони завтра - я позвонила - он сказал - подожди минуту - и спросил кого-то - Ги, что у нас вечером? - и ему ответили - и он сказал - я занят, я завтра улетаю, давай в следующий раз - но я знала, что он уже никуда не денется - и я сказала - ОК, ты знаешь мой рабочий телефон - и повесила трубку - и он перезвонил через минуту - подожди, прочитай мне какое-нибудь твоё стихотворение - ты говоришь по мобильному - это неважно - и я перевела на английский стихотворение:

Rомео с LSD под языком Джуlьеtта на sереbряных

коtурнах

Шекспир отdыхаеt

Бананоvые оshмётkи шевеlятsя в zабиtых мусором

пiнgвинах-урнах

Nаshi родители ведут зdоровыj образ жиzни пьют

исключиtельно "Аbsolut" лы хаим

Я слishком zдорова dlя больных слiшком crazy - для

яппи

S деvяти dо шесtи yes sir sure sir поdrазумеvая I fuck you sir

Кремlёвskие ди-джеи тусуюtsя по Моskvе на "Audi"

Моё поkоленiе - цветные леtящие обруchи дlя иgры в cерсо

Gоvорят в стране эkономichеsкий криzис гряdёт диктаtура

военный Эрос

Sекtанты-чиchikовы скупают души мёрtвые vо Христе

It's OK бэби just taste it baby this is ecstaзy nothing дangerous

Паki паки миром Гоsподу помоliмся amen tанцуют vsе...

- он спросил - ты написала это сейчас? - я перевела это сейчас - ты гений - я - да - и я снова повесила трубку...И я чувствовала волны силы, вверх-вниз, вверх-вниз захлёстывающие меня, и я бродила часами по улицам, не бродила - носилась, по Арбату, по Воздвиженке, мимо строящегося подземного города на Манежной, по Красной площади, по Васильевскому спуску, через мост, на Ордынку, к набережной, в сторону Октябрьской, таганскими переулками, я не могла есть, пить, спать, я курила, худела и дрожала сутки напролёт, звуки и запахи достигали меня с опозданием, шли дожди, выглядывало солнце, звонил телефон, какая-то женщина сказала мне - ничего не бойся, девочка, у тебя двойная линия жизни, рискуй - Москву мыли, скребли, чистили, красили, сносили и строили, я заходила в дома, приходила на работу, дотрагивалась до предметов и существ, я должна была что-то сделать с этой сумасшедшей энергией, как-то найти ей применение, внутри себя, по ночам майский ветер выдувал из подворотен и дыр, канализационных люков и щелей обрывки разговоров, части тел, пригоршни запахов, вспышки света, ломти пространства, клочки бумаги и лепил из них к утру город, и каждое утро заново сделанные люди и животные, дома и машины, дороги и дворы, магазины и рестораны, газеты и фильмы, деревья и статуи, фонтаны и мосты пробуждались и не помнили себя, и жили как придётся, и не замечали несоответствий, и я просыпалась утром и спрашивала себя - где гарантия, что я заснувшая и я проснувшаяся - одно и то же? - и я не спала ночами, сторожила ветер, чтобы спросить его об этом, и когда он не приходил, я думала - бессмертие ошибочно связывают с вечностью, потому что все уверены, что жизнь принадлежит времени, следовательно - бессмертие, жизнь без смерти, принадлежит очень большому отрезку времени, бесконечно большому, а это - вечность, но на самом деле вечность - это не очень много времени, и не его отсутствие - это любое мгновение, прожитое целиком, здесь и сейчас, как сказал один ребе, - и можно быть бессмертным и не знать вечности, и можно быть смертным вечно, и главная война бессмертных - за это мгновение, и...

...и тогда мне снова позвонили и сказали - поехали в Англию, поехали в июле в Англию - и я сказала - нет - поехали, заедем в Лондон, а потом в Уэллс - и я вспомнила Лондон, вырезанный из моих снов, и я вспомнила чувство моего живота на Трафальгарской площади, и моих рук на Leicester Square, и лебедей из Сент-Джеймс парк, и воронку Кэмден таун, и металлические голоса на железнодорожных станциях - Clapham Junction, this is Clapham Junction - и красавицу мулатку, в белой блузке и строгом синем костюме, смотревшую на меня в упор всё время от Brixton до Oxford circus, и скульптуры с кенийского карнавала в Музее Человечества, от которых всё тело кололо иголочками, стоило подойти к ним поближе, и прогулки по центру, по выложенным булыжниками мостовым, и толпу перед расписанием поездов на вокзале "Виктория", напряжённо ожидающую объявления номера платформы, и китайские рестораны в China-Town, и зелёные изгороди, и холодные камни и гулкие галереи Вестминстера, искусственный кофе в пенопластовых стаканчиках, и ощущение чуда за спиной - и я согласилась - поехали - и отправила факс в Лондон, и получила ответ, и...

...и когда он позвонил - Марина? - да - это Давид - ты говоришь по-русски? - чуть-чуть - какой ты хитрый - конечно, я же еврей - он сказал всё это по-русски, он всё понимал - мы увидимся? - может быть - сейчас? - сейчас полдвенадцатого - это поздно ? - у меня завтра экзамен - я только что прилетел - и я вспомнила - мы все в ладонях... - и сказала - сейчас...И когда таксист услышал "в "Балчуг"" и понимающе ухмыльнулся, и когда майский ветер собирал изо рта дым сигареты для завтрашних затяжек, и когда швейцар забыл открыть передо мной дверь, присоединившись к догадке таксиста, и когда мой отец говорил "ты не уважаешь себя, ты бежишь по звонку", и когда две девушки из Reception проводили меня однозначными взглядами через холл, мимо кресел, навстречу, и когда саксофонист из бара оборвал мелодию, потому что металл инструмента больше не выдерживал хлынувшей горлом ночи, я сказала - я видела сон, мы шли куда-то, и ты меня вёл за собой, держа за руку, и я вдруг поняла - что это не ты, что внешне - это ты, но внутри - это кто-то чужой и страшный, и я отшатнулась, я хотела вырваться и убежать, но не могла ничего изменить, потому что я только говорю - вёл, а на самом деле - мы плыли, как декорации, мы двигались и не двигались одновременно, и нельзя было противопоставиться ни этому действию, ни этому бездействию, и я почувствовала удушье, и вдруг я отпустила, открылась внутри, и сказала - не важно кто ты, я принимаю того, кто есть - и всё прошло, и было чувство, что я иду в сантиметре над землёй, и со стороны никто не может заметить этот сантиметр, но он есть, и вот этот сантиметр воздуха всё решает - он курил сигару - тебе было хорошо или плохо? - нет никаких хорошо и плохо, есть ощущение гармонии или её отсутствия - я не понимаю тебя, всегда есть хорошо и плохо - глаза в глаза - нет - ОК - он улыбался - и я подумала - плевать, о чём он думает, всё самое главное происходит внутри, он даже не заметит, как убьёт меня, он даже не почувствует - и началась гроза, и сошла лавина, завалив дорожные знаки с лаконичной надписью "Rappele!", и киты выбросились на берег, и вывороченные деревья перегородили дороги, и затрубили слоны, и Анна-Николь Смит прекратила сладострастно поглаживать свой легендарный бюст в немом телеэкране и упала в обморок где-то между Ниццей и Магаданом, и стёкла треснули и осыпались, медленно, как в компьютерной игре, и самка богомола поперхнулась от неожиданности головой своего возлюбленного, и запахло липовыми почками и тибетскими благовониями, и дребезжащий грузовичок с калифорнийскими номерами и пятнами засохшей болотной глины на бортах не вписался в поворот под "All you need is love", а я смотрела сверху на оттолкнувшиеся друг от друга тела, и думала - и это всё? - я думала - и так всегда бывает у людей ? и у людей так бывает навсегда ? и... - и ещё я думала - неужели он был прав там, на углу Джанпат лэйн и тибетского рынка? неужели даже смерть не может этого изменить? - и потом я ещё долго лежала в темноте, глядя в пустоту зияющей оконной рамы, на облака из плюша, и ангелы натягивали заново провода...

...и наступило лето. И наступила смерть. И он звонил, и меня не было, и я звонила, и он был занят, и дорога до английского посольства, за визой, терялась в глубине воландовской квартиры, петляя и обрываясь, и я приходила на работу, и обнаруживала, что в смерти работается легче, чем в жизни, и дожди смывали тёплые куличи в песочницах, и мне говорили - Марина, он наёмник, он солдат, он не может чувствовать, он делает деньги внутри клана, и никто не позволит ему запороть годами выстраиваемую ситуацию из-за мёртвой русской - и повторяли - ты что, Марина, опомнись, всё это пройдено, всё это уже было с тобой, еврейские семьи, торгующие алмазами связаны со спецслужбами, вспомни, кто твой дед, вспомни, кто твой отец, и забудь его - и Кортес принимал дары и вырезал в течение ночи города, заливая кровью пустыню, утомлённую засухой, и ребе Лёв бежал ночью по узким пражским улочкам, спасаясь от своего творения, оскальзываясь на вылитых из окон нечистотах, и он уезжал, и возвращался, и я удивлялась - он даже не замечает, что я - умерла, и Таку жрал кислоту и отрывался в ультрафиолетовом свете на рэйвах в Манали, и мне повторяли - Марина, сильные чувства и бизнес - две вещи несовместные, ты написала на его энергии повесть, а он скорее всего даже не понял, что с ним произошло - но я же не украла эту энергию, я же дала ему что-то своё, всё честно - это вопрос, смог ли он что-то сделать с тем, что ты дала, или просто испугался и слинял - и серые обезьяны качались на перилах мостов, и первая женщина мира из Дома Вод родила младенца, и вспышка молнии озарила траву и деревья, и в свете вспышки она вылепила ребёнку голову, руки, ноги - всё тело, и однажды он не вернулся, а я ждала июля, чтобы...

Я не знала, зачем. И мы сделали визы за день, и не смогли уехать, и я работала, но ничего не получалось, и я оглядывалась по сторонам и видела только муляжи и фантомы на стенках кокона моей смерти, и я не была ни женщиной, ни мужчиной, и вокруг не было ни мужчин, ни женщин, а были только существа, открывающие рты, шевелящиеся, копошащиеся, обменивающиеся предметами, издающие запахи, сходящиеся и расходящиеся в суетливых бесполезных па, реверансах и выпадах, я приходила в гости и заставала пустые комнат беженцев, запечатанные сургучом страха, я выходила из дома, и влажные хлопья быта падали и парили, и таяли, и текли по рукам, по лицу, по улицам, и становились полуживой резиновой массой, обволакивающей, поедающей все эти предметы и всех этих существ, и они не имели ничего против, и я смотрела на моего спутника и качала головой - я не понимаю, Вацлав, почему это всё так странно устроено, я не понимаю, как это - у всего есть имена и цены, размеры и количества, примеры и рамки, я не представляю, как это - всё появляется, размножается, двигается, дышит, я не... - и он отвечал - не думай об этом, Марина, я пока танцевал и не думал - всё понимал, а когда стал объяснять и задумываться... - и каждый раз, когда я пыталась уехать, мой огромный иссиня-чёрный ангел-хранитель с внешностью Шакила О'Нила брал меня за шкирку и возвращал в Москву, и я качалась в гамаке смерти и видела сны, и однажды я увидела всех мужчин, с которыми была когда-то, они были все вместе, но никто не видел друг друга, и каждый думал, что он со мной наедине, и я думала, что наедине с каждым из них, не замечая всех женщин, с которыми когда-то был каждый из этих мужчин, и когда я поняла это, я увидела сворачивающиеся вихри и потоки, пронизывающие нас всех, и я вдруг почувствовала, что никто не имеет права ни на кого, мы все свободны, как майский ветер в ладонях господа Бога, и я узнала про себя, что каждый раз, когда я была с кем-то из этих мужчин, я была с ним только потому, что мы знали - все люди делают это, и так мы подтверждаем свою человеческую форму, и я услышала слова, которые я говорила - подслушанные слова, и я увидела свои жесты - движения голливудских актрис - все права защищены, только для домашнего просмотра - и я вспомнила слова апостола - "любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится" - и мне захотелось спрятаться от стыда, но я пошла вперёд - и июль кончился...

И когда он позвонил по не работающему телефону - первый звонок за три дня - когда я непонятно почему задержалась дома на пять минут, когда я думала - как просто, я родилась и я обхитрила факира - когда я услышала его голос - привет, это Давид, как дела? - я почувствовала подвох, мне послышалось - войлочный мутант смеётся надо мной со своего полосатого стульчика на углу Джанпат лэйн и тибетского рынка - Марина, почему ты молчишь? мы встретимся? - зачем? - я соскучился по тебе - не сегодня - приезжай, пожалуйста - я не хочу приезжать в отель - я хочу тебя видеть, ты заедешь, и мы куда-нибудь пойдём - он хочет меня видеть? ОК, почему нет, я конформистка, если кто-то хочет меня... - Мы сидели в японском ресторане в компании пятидесятилетнего еврея из Лондона и его молодой любовницы с невероятных размеров грудью. Пустой разговор, маски внимания, нащупывание моей коленки под столом - вы видели фильм "Люди в чёрном?" - нет, а о чём? - в общем, ничего особенного, на Землю прилетают инопла... - подружка англичанина скучала - чем ты занимаешься ? - ничем, я не из Москвы - а откуда? - из Питера - а там ты чем занималась? - была замужем - достойное занятие - я смотрела в потолок и улыбалась - англичанин щурился и цинично ухмылялся - а мы с Ирой купили ролики, эти дети, на Поклонной горе, вы бы видели, что они вытворяют, они проводят там сутки напролёт, интересно, что они делаю зимой? - играют в компьютер - да, это точно, эти компьютеры... - я безуспешно убирала руку Давида с моего бедра - англичанин откинулся назад - будь осторожна с сакэ, Марина, его пьёшь, пьёшь, а потом не можешь встать - русская официантка в кимоно, но с "химией", принесла морковный бульон - да, это как гашиш - куришь, куришь, а потом тоже не можешь встать - пауза - англичанин спросил - ты можешь достать мне гашиш? - конечно, всё что угодно - гашиш, кислоту, грибы - Давид попытался перевести разговор - лучше расскажи нам анекдот - о, господа хотят анекдот ? нет проблем - вопрос: почему еврейские бизнесмены так любят смотреть порнографические фильмы задом наперёд? - ответ: они любят момент, когда проститутка возвращает деньги - ха-ха-ха, это хорошая шутка, это замечательно - ужин подходил к концу - и пока мы ехали по ночной Москве, и моя рука была в его руке и наши пальцы сплетались и расплетались, и он спросил - сколько тебе лет? я забыл, сколько тебе лет - не помню - ? - никогда не знаешь точно, то ли пятнадцать, то ли тридцать семь - да, но по паспорту... - у меня нет с собой паспорта - ОК, когда выходит твоя повесть?... - и я снова почувствовала дыхание силы, широкую пульсацию океана, и я думала - если для меня всё спонтанно, а он всё рассчитывает, то можно ли быть расслабленной с человеком, который ищет власти, с человеком, говорящем на языке силы? и я решила - Земля не выбирает между скалами и пустыней, но терпит шоссе, приходящие в упадок, потому что сила временна и ограничена, а слабость даёт свободу и гибкость - и меня сносило одной гигантской волной, но впервые я была облаком, а не твердью, впервые волна прокатилась сквозь меня, и следующая, и ещё одна, и ещё...

... - и ещё я знаю, что если ты принимаешь решение, и оно искреннее и настоящее, то мир подстраивается под него, и ты ложишься на мир, как на воду, и он держит тебя - но как ты можешь узнать, настоящее или нет? - тёмно-жёлтый звук саксофона вибрировал в полумраке, сочился между столиков кафе, взвивался к потолку, стелился между ног и ножек столов, напоминая о чём-то всем знакомом и очевидном, но скрытом за завернувшейся складкой пространства-времени, о чём-то, что можно теперь определить только на ощупь и на нюх, как слепой определяет приход чужака в деревню, и я чувствовала - все эти люди могут смеяться, курить, разговаривать, пить сок и виски, спорить и флиртовать только длительностью этого звука, удерживающего мир в одной демиургической тональности - нельзя узнать в смысле - посчитать, доказать, можно только почувствовать - значит, ты не останешься со мной сегодня? - нет, я не хочу так, я не хочу видеть тебя раз в месяц, мне не нужны обещания и обязательства, но я хочу чувствовать, что то, что между нами есть - настоящее - знаешь, я не мог тебя забыть, ты задела меня где-то очень глубоко, я не хотел этого, я не хотел звонить тебе, понимаешь, у меня сейчас такой момент в жизни, когда я не могу позволить себе серьёзных отношений - ну и ради Бога, это же ты мне позвонил, а не я тебе, ты их никогда себе не позволишь, ты всегда будешь ждать чего-то и никогда не дождёшься, потому что всё уже здесь и сейчас - это неправда - а что правда? ты счастлив? - нет, но я хочу достичь положения, когда никто не сможет мне указывать, что делать и куда идти - и в итоге ты никогда никуда не уйдёшь, ты будешь в бессрочном рабстве у твоих драгоценных камней и мобильного телефона, и дома будет скучающая жена, потому что кто-то должен рожать наследников, и скучающая любовница в Москве, и ещё парочка где-нибудь, если хватит сил, и... - ты говоришь так же, как моя мать, но как ты не понимаешь... - а я смотрела в окно, как когда-то, и видела облако, похожее на дракона из тополиного пуха, и пустую дорогу, заворачивающую за угол, и огни на мосту, и на авеню Фош вспыхнул и погас, конвульсивно моргнув перегоревшей лампочкой, уличный фонарь, и чёрная ворона низко зависла над кустами чапараля, и я впервые заметила сухие старческие веснушки листьев на асфальте, и Нижинский танцевал свой последний танец, зависая над городом под музыку чернокожего ангела-саксофониста в честь младенца Яже, родившегося в Доме Вод, в низовье реки Вуапес, и кружилась голова, и когда я смотрела вниз, я видела мужчину и женщину у окна, и они что-то говорили друг другу, держась за руки, и мужчина сидел спиной, а женщина повернувшись вполоборота к окну, и когда наши взгляды встречались, я не знала где я, а где я, и когда я уплывала между шпилей нового отеля и уходила по пустынной дороге, за угол, я видела мужчину на освещённом полукруге у входа в отель, и я знала - факир остался в дураках, он проиграл мне там, на углу Джанпат лэйн и тибетского рынка, он ошибся - нет никакой Америки...