Современное искусство в сети
Современное искусство в сети

официальная страница сорокина

сорокин у мошкова

пир

голубое сало:
письма бориса
ахматова-2
набоков 7
платонов-3
синяя таблетка

о сорокине пишут:
андрей немзер
дуня смирнова
лев пирогов
игорь смирнов
михаил вербицкий
глеб шульпяков
александр евангели
макс фрай








сто писателей журналы архив премии салоны и клубы книги

Владимир Сорокин

Cочинитель, на чьем примере легче всего иллюстрировать такие важные постструктуралистские постулаты как "всякий текст тоталитарен" и "чтение есть процесс физиологический по меньшей мере не в меньшей мере, нежели духовный". Сорокинский текст это литературность как таковая, мясо письма, вполне равнодушное к своей собственной семантике, инфинитив дискурсивности. Но поскольку дискурсивность реализуется только в чьей-то речи и поскольку всякий субъект речи транслирует самость, а авторство всегда заражено идеей абсолюта, последовательное следование литературе оборачивается насилием и полным расхерачиванием машины желаний. В поисках зон, свободных от смыслов, Сорокин много внимания уделяет испражнениям, как самой несемантизированной универсалии - в книге "Норма" говно это говно, а не символ чего бы то ни было. Другой способ достичь чистого письма без трения - впадание в чужие дискурсы, в готовые типы речи ("Роман"- усадебный роман прошлого века, "Сердца четырех" - постсоветский боевик, "Тридцатая любовь Марины"- производственный роман; в драматургии Сорокина луково пахнет психоанализом; в "Голубом сале" палимпсестируются Набоков и Достоевский, Платонов и Говноебов). Я, в свою очередь, люблю впасть в чтение Сорокина - это похоже на длинный-длинный секс уже за пределами страсти или на сильный трип, в котором странно сочетаются пронзительная ясность и сермяжная тупизна. В сценарии "Москва" Сорокин немножко другой - это не психоделический объект-в-себе, а жесткая жанровая история. Но роман "Голубое сало" - скорее продолжение старой стратегии. Меня в "Сале" откровенно раздражают Сталин с Гитлером - затрахали. Может быть, в жестоких разборках Сорокина с русско-советской абсолютистской литературой есть неконтролируемый им надрыв: иногда дискурс прогибает автора. Сорокин при этом удивительно красив, несколько заторможен в жестах и речи, похож на настоящего русского писателя-помещика и очень артистично ест и пьет. Может быть, это последний человек, о котором можно сказать - Великий Русский Писатель.

тридцатая любовь марины месяц в дахау сердца четырех
москва очередь норма
Аварон



Rambler's Top100