Алексей Цветков

Или


На второй день пути мои матросы позвали меня на палубу, уверяя, что в море выловили живого человека. Ему дали воды, хлеба, сыра и пока он утолял голод, я решил утолить свое любопытство.
- Как тебя зовут?
- Или
- Диковинное имя
- Мать назвала меня Илия, в честь пророка, но это имя посчитали слишком благозвучным для раба.
- Ты с потонувшего судна?
Он хрипло засмеялся. Его губы были сухие и белые, больше напоминали кость, выцветшую под солнцем.
- Желал бы я, чтобы наша галера утонула, но я не знаю, что с ней.
- Как же ты попал в воду?
Он начал говорить не замолкая, продолжая набивать себе рот, отчего слова его делались странными, как будто он говорил с акцентом, не мигая своими воспаленными глазами, уставившись мне в лицо. Я же то и дело смотрел на его ноги, страшно изуродованные, будто обкусанные до колен. - Я был на галере один из самых молодых - начал Или, глотая белый хлеб, который он мял в ладонях, прежде чем отправить в рот - мне казалось, что у нас слишком много надсмотрщиков, иногда, по двое над каждым гребцом, они поочередно ремнями били нас по шее и спине, чтобы не ленились. Я прикинулся немощным, они били меня, я терпел, сам удивлялся что терплю, но решил лучше умереть, чем вернуться к веслам. Капитан сказал "может быть у него лихорадка?" Потом, окровавленного, меня метнули за борт, милосердно перерубив веревки на руках и ногах. Соль крови смешалась с морскою, было очень плохо, не помню, сколько плыл, пока не нашел мелкое место, море там по колено, но нигде вокруг нет земли. Во время прилива я не чуял ногами дна, но, когда отлив, в самом мелком месте чуть выше щиколоток. Началась жизнь. Птицы садились мне на голову. Показывая, как его атаковали птицы, Или схватил себя за слипшиеся в колючий ком волосы.
- Каждый день я пытался выстроить собственный материк, отколупывал от дна и рассовывал по карманам камушки, водоросли, кораллы, получалось мало, сколько не складывал, размывало, не удалось встать над волной хотя бы на минуту, только ноги резал. Ноги мои ела морская соль, извольте видеть, они похожи больше на скелет. Я как угодно научился держаться и даже сидеть на воде и под водой. Кроме пойманных птиц, которые сами ко мне летели, я ел рыб, часто прямо с чешуей. С водой сложнее, или пил морскую, но от нее тошнило, или ждал дождя. Дождь был мой главный праздник, но он был очень редко. Сколько раз я пускался в путешествие, отплывал несколько часов - никакой видимой земли или корабля, никаких других мелких мест, приходилось возвращаться, я боялся потерять свою единственную мель, пару раз, пока я спал, лежа на воде, меня относило начинающимся штормом, и я чуть не захлебывался ночью, не в силах найти обратный путь. От палящего солнца и назойливых чаек я нырял и подолгу лежал на дне, научившись не дышать, а когда начинался ливень, я выставлял свои несчастные ноги наружу, но они мертвели день за днем, сейчас я их почти не чувствую. Кристаллы на ногах и кора на теле, живая мумия. Про родственников я почему-то не вспоминал, а о галерах думал с ненавистью неизбывной, они - причина моей беды. Не знаю точно, как долго я жил на мелководье, сбился со счета на третью неделю. Ваши матросы только что показали мне календарь, получается меньше двух месяцев. Самое сложное? Спать на волне, говорю же, несколько раз уносило. Вы заметили меня, как раз когда меня опять унесло, после очередной экспедиции с целью найти какую-нибудь землю. Договорив, казалось, он вовсе обессилел. Перепоручив Или лекарю я оставил его, а через час мне сообщили, что он спит. Назавтра я собрался раcспросить его во всех подробностях.
Утром третьего дня меня разбудила новость. Какой-то корабль приближался к нам без флага. Вскоре, в зрительную трубу, мы рассмотрели судно местных ловцов жемчуга. Капитан с курчавой черной бородой, борода блестела, будто натертая маслом, и так же блестел его халат, черный, с огненными разводами по бокам. Когда наши суда поравнялись, он крикнул необычайно тонким, женским голосом: - Не у вас ли мой беглец? - Нет - отвечал я - у нас нет чужих, с нами лишь несчастный раб, брошенный с галеры. - Не обожжены ли у него ноги? - Да, он погубил их в морской воде, где жил больше месяца - Бросьте, это я его пометил, плеснул ему кислотой три дня назад, чтобы он не сумел бежать, он любит бегать, подлец, лучший мой ловец, если надо, на воде держится как рыбий пузырь, если нет, тонет как якорь, вот только непослушен.
Я приказал вытащить Или на свет, два матроса исполнили мой приказ, привели брыкающегося беглеца. Он кричал, что не знает кто это, умолял не отдавать, срочно врал что-то о своем именитом происхождении и пытался кусать матросов, однако, по смеющимся лицам команды парусника я уверился окончательно, что это бежавший ловец.
- Давайте этого плута к нам - кричал мне, махая руками, их капитан - если не верите, посмотрите ему ладони, там нет ни одной мозоли, какие бывают от весла у галерных рабов. Я приказал связать его, чтоб, не дай бог, не нырнул, и передать капитану. Рабы должны принадлежать своим хозяевам, иначе, когда-нибудь, хозяева окажутся у них в услужении. Мы говорили об этом с бородатым капитаном, я пригласил его к себе, чтобы угостить настоящим европейским обедом, а он подарил мне в знак признательности несколько туземных безделух. Я собирался спросить, почему он сам кричал мне со своего судна, ведь обычно у ловцов кричит какой-нибудь раб, знающий языки, а владелец корабля только делает пальцами знаки, наподобие языка немых, но не решился, я боялся обидеть гостя, вдруг он не владелец, а всего лишь нанятый мореход? Мы обсудили развитую у рабов способность врать и придумывать истории в свое оправдание.
- Кто его мать и отец? - спросил я. - Мой раб незаконнорожденный
Это был наш последний обмен фразами. Только когда мы расстались, я понял наконец, что смущало меня в капитане больше всего. Он был босой, под халатом у него не хватало обуви, краем глаза я видел его босую ступню и пальцы, когда он, покидая нас, переходил по трапу с корабля на корабль. Почему он был босой, этот капитан, забравший у меня Или?



Rambler's Top100

СОВРЕМЕННАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА