ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ЖУРНАЛ N°32

Рубрика: события

Константин Бохоров

Музей современного искусства при наличии его отсутствия
Музей "Другое искусство", Музейный центр РГГУ, 25.02.2000

Карту музейного строительства на московской художественной сцене с завидным постоянством продолжают разыгрывать различные активные игроки (Отдел новейших течений Царицынского музея с Маратом Гельманом и без, ГЦСИ, Московский Дом фотографии, Академия художеств Церетели, галерея "Марс" и др.). Похоже, очередной ход в этой игре сделал Музейный центр РГГУ, представивший московской общественности проект Музея "Другое искусство".

Идеей создания музея современного искусства в Москве движет энергия вопиющей разницы потенциалов московской и любой другой развитой художественной сцены. В любом цивилизованном мегаполисе музей современного искусства стал нормой, которая формально фиксирует определенный этап развития искусства второй половины ХХ столетия. Москва же не хочет признать и зафиксировать победу модерности и предпочитает реально существующее броуновское движение художественных инициатив, которое ее ни к чему не обязывает.

Очевидно, что для художественного сообщества, в котором идет постоянная борьба за влияние и контроль, музей современного искусства - это необходимый плацдарм, который нужно захватить для личного или группового доминирования и пропаганды своей концепции теории и истории модерного искусства. Все эти химерические проекты, на которые я ссылался, имеют вышеназванную цель, однако всех их объединяет то, что они не имеют серьезной поддержки в общественном мнении, поскольку стремятся навязать ему некую вкусовую химеру порожденную мало популярными индивидуумами.

Тем более интересно разобраться, каков же характер инициативы Музейного центра РГГУ - борьба за чисто позиционное доминирование или осмысленное музейное строительства в условиях: во-первых, крайне неравноценного качества художественного наследия отечественного андеграунда по сравнению с лучшими образцами интернационального искусства, а во-вторых, становящихся все более и более очевидными парадигматических сдвигов в современном искусстве и определенного разочарования общества в этом виде культурной деятельности.

В документах к выставке о своей цели создать музей современного искусства организаторы не говорят, но, судя по презентации и экспозиции, проект в РГГУ обладал большими амбициями, чем представлялось. На выставке Музеем "Другое искусство" были представлены экспонаты 50 - 70-х годов из коллекции Леонида Талочкина. Из 1500 работ, собранных коллекционером за 37 лет, были отобраны около 250 самых значительных и выставлены в залах Центра на трех этажах. В экспозицию были включены произведения около сотни художников - всех даже мало-мальски заметных, кто брался за кисть или другой инструмент, чтобы выразить свою альтернативность по отношению к существовавшему режиму.

Открытие, сильно напоминавшее предвыборную встречу, было организовано с привлечением оппозиционной либеральной элиты во главе с Григорием Явлинским. Чувствовалось, что в РГГУ он был как у себя дома - гордый демократический лидер разочарованной интеллигенции слился с толпой своих почитателей. Для этой публики коллекция запрещенного в период догнивания советского строя искусства была чем-то вроде символа либерального протеста. Презентация походила на некий спектакль, в ходе которого художественные ценности представителей протестного советского сознания получили благословение прогрессивной демократической оппозиции. Альтернативные формы художественного творчества советского времени были, таким образом, реактуализированы и получили право на музеификацию в ельцинской России.

Персональный состав Музея "Другое искусство" тоже был естественным образом политизирован. Казалось, что выставка представляет собой омаж в сторону художественного нонконформизма, существовавшего в опасное время преследования диссидентов и правозащитников, и устроители просто хотели сказать, что никто не забыт и ничто не забыто. К сожалению, на уровне экспозиции идея протестности и альтернативности этого искусства была не проявлена, не было выражено никакого отношения к тому историческому моменту, когда это искусство возникло и существовало. Весь проект выглядел несколько двусмысленным и опять же заставлял задуматься, что Музей "Другое искусство" - это претензия на общехудожественный музейный статус, что Музейный центр РГГУ претендует на важный стратегический плацдарм, который дал бы ему возможность отстаивать свою версию модерности в пространстве современной культуры.

Но статус музея современного искусства определяется тем, в какой степени его коллекция корреспондируется с тенденциями и направлениями мирового современного искусства. К сожалению, коллекция Талочкина, обладающая множествами достоинств, с ними корреспондируется довольно случайным образом. Не в том смысле, что нет сопоставимых по стилю работ (нонконформистское искусство было довольно подражательным и формально коллекция Талочкина целиком модернистская), а в том, что имеющиеся работы несопоставимы по своему художественному уровню с мировыми образцами. Искусство последних десятилетий догнивания советского строя, которое составляет представленную в РГГУ коллекцию, было озабочено в основном своим нонконформизмом, тогда как западное искусство во многих областях делало мощные прорывы в область понимания новых общественных и эстетических тенденций современности.

Я лично придерживаюсь той точки зрения, что современное русское искусство в мировом масштабе ценно лишь как довольно развитая локальная школа. В последней трети XIX века такой развитой локальной школой можно назвать демократическую русскую живопись, тоже довольно протестную и альтернативную и достаточно чуткую ко всем европейским тенденциям. Но Третьяковка, созданная на основе этого направления, не стала полноценным музеем современного искусства, - слишком провинциальным был художественный материал. Так же и коллекция Музея "Другое искусство" слишком неравноценна по качеству современным международным аналогам, и музеификация на ее основе русской модерности представляется крайне проблематичной.

И дело не в том, что в этой коллекции нет значительных работ или шедевров (как, возможно, их вообще не было в нонконформизме того времени). Мы видим, как русские художники этого направления вообще переживают в западной художественной системе полный провал. Мне кажется, проект Музея "Другое искусство", как, впрочем, и коллекция Музея Царицыно и Музей Церетели, вообще негативно проблематизирует идею музея современного искусства в России, утверждая самодостаточность локального материала. Страна со столь неразвитой системой народного правления и демократических институтов вообще не может себе позволить полноценный музей современного искусства. Местное искусство до уровня музея не поднимается, а общественных идей, под которые можно было бы закупать коллекцию интернационального искусства, здесь не наблюдается.

Возможно, единственным вариантом здесь мог бы быть музей на основе работ Ильи Кабакова, если бы он подарил что-то из созданного им за последнее время, что трудно даже себе представить. На самом деле мы живем в абсолютно ненормальном культурном климате, характеризующемся полнейшим взаимным безразличием общества и художников. Мне кажется, не стоит даже ставить задачу создать здесь музей современного искусства, особенно в неопределенную постсоветскую эпоху. Наоборот, на российской почве надо подвергнуть идею музея современного искусства критической ревизии и попытаться найти другие методы культурного влияния на существующую ситуацию.

Невозможно не уважать Талочкина и его коллекцию как персональный проект культурного сопротивления и выживания в России. Однако вопрос в том, возможно ли музеифицировать протестный проект, так чтобы он не потерял свой социальный потенциал. Такой проект может быть ценен лишь в форме живого сопротивления. Абсурдно, когда маргинал и нонконформист отрекается от своих принципов и начинает играть в общественную институцию - он становится амбициозным и двусмысленным.

Я вижу здесь выход в ясной артикулированности целей и задач проводимого Музейным центром РГГУ совместно с Талочкином опыта. Университетский музей, в жанр которого попадает Музей "Другое искусство", должен быть плацдармом эксперимента в области музейного строительства, а это сюжет, о котором очень много дискутируют сейчас в мире и администраторы культуры, и кураторы, и художники. Важным культурным прорывом было бы, если б в Музейном центре смогли выработать подход, как музеифицировать живой проект (каким по существу является коллекция Талочкина) так, чтобы он не потерял свой протестный потенциал в переживаемое нами деидеологизированное время.

© 2001 - Художественный журнал N°32