Галерея М.Гельмана

Игорь Яркевич

КРАСНАЯ РОЗА ЛЮБВИ



Я никогда не подозревал, даже с самую трудную минуту, что нам с членчиком может понадобиться еще кто-нибудь. Ведь вдвоем мы жили совсем не так плохо! Но в последнее время членчик был постоянно взбудоражен, уздечка ему явно мешала, мне пришлось советоваться по поводу обрезания - не больно ли и где сделать можно?
В октябре членчик вроде бы угомонился, но уже в начале ноября сделался абсолютно непредсказуемым и замерзал. Сначала я не поверил. Но членчик недвусмысленно продолжал холодеть. Больше в том месяце ни с кем такого не случалось, тем более в первой декаде еще до панихиды. "Значит, жив членчик, - понял я, - и требует своего: поцелуев и ласк". Мы всегда находились с членчиком в условиях паритета, я занимался своими делами, он - своими, но, разумеется, я не собирался оставлять его одного в беде.
С чем сравнить членчик? Кузмин писал, что он похож на раструб, другие тоже что-то писали, против Кузмина не пойдешь, большой человек, может дорого обойтись, но кто не рискует, тот не заботится о членчике; по-моему, больше всего он напоминает подъемный кран с привязанными к нему двумя мешками картошки.
Я пытался как-то развлечь членчика. Брал его с собой в библиотеку, вместе ходили Бергмана смотреть и международную книжную ярмарку. Несколько раз я приглашал его в консерваторию, Рахманинов там и прочее... Но членчик везде скучал и мерз отчаянно.
Врач-сексопатолог, узбек узбеком, долго мял членчик, словно готовил тесто, и все тянул его наверх. Узбеки любят мучное! "Тяжелый случай! Вам нужна..." - и он замолчал, прищурившись, очень довольный. Доктор, что угодно, только не это, неужели обыкновенная вагина?! "Вот именно, - кивнул он и посмотрел на меня сочувственно и благодарно, - держитесь!".
Вагина; но где же я ее возьму, если после остального советского сильнее всего я боялся как раз советских женщин - они казались мне офицерами и противными.
Ночью членчик нахулиганил, испачкал простыню, потом все утро смотрел виновато, но я его долго не ругал, только так, слегка - для порядка, потому что один его вид уже вызывал у меня сострадание.
Я предложил ему водки и посетить какую-нибудь галерею. Членчик никак не отреагировал, только совсем спрятался.
На следующую ночь членчик плакал, затем снова нахулиганил, на простыне и на подушке распустился прекрасный цветок.
Я решил познакомить членчика с современной литературой, чтобы он хотя бы развлекся. Мы стали читать вслух известный роман Владимова "Верный Руслан", одно из самых ярких произведений социалистического реализма за последние сто пятьдесят лет.
Мрачная лагерная экзистенция показана глазами собаки, охраняющей одно из пенициарных учреждений, разбросанных повсюду в бескрайней Сибири. Расстрелы, голод, комары, а как следствие - невразумительный печальный итог, писатель, объяснил я членчику, не оракул, он только спрашивает.
Членчик смотрел на меня недоуменно. "Действительно, - подумал я, - зачем ему головку морочить, что ему вся эта Сибирь?".
Но я не сдавался, и мы принялись за роман Войновича "Иван Чонкин", одно из самых замечательных произведений социалистического реализма за последние сто лет.
Остро и сочно нарисована автором абсурдность и неполноценность нашей жизни при Сталине. Несколько раз действие вступает в дерьмо, а потом дерьмо уже само вступает в действие и является фундаментом нескольких сцен. Автор, рассказал я дураку членчику, сатирик, поэтому без дерьма он никак не может.
Членчик пригорюнился и отвернулся.
Ладно, тогда я прочитал ему роман Аксенова "Ожег", одно из самых сильных произведений социалистического реализма за последние семьдесят пять лет. Всю ночь напролет мы занимались изысками русского бреда. В экспрессивной и мужественной манере автором описана ложь и тоска нашей жизни при Брежневе. Специально для членчика я выделял часто попадающиеся с тексте слова "хуй" и "пизда". Странно, но членчик совершенно равнодушно воспринял и то, и другое слово, хотя я ему и говорил - смотри, членчик, вот - хуй, это про тебя, а вот - пизда, это практически тоже про тебя.
Но членчик не поверил и спрятался; никогда я еще не видел его за годы нашего совместного существования таким жалким.
И тут я ударил по нему романом Саши Соколова "Школа для дураков", одним из самых интересных произведений социалистического реализма за последние пятьдесят лет.
В любопытной поэтической форме потока сознания автор изображает место, где находится школа для не совсем полноценных детей, саму школу, а также учителей и учащихся этой школы. В романе много кропотливой работы с языком, игры фраз и выражений, необычных поворотов сюжета, а один из детей то раздвояется, то нет, то снова раздвояется, свободного полета фантазии, в общем - много всего!
Членчик заснул, громко храпел, а потом снова нахулиганил. "Прямо целый цветочный магазин, - я уже не сердился на моего членчика, такого маленького, даже для порядка, - разбогатею". Членчик совсем упал, два для его просто не было видно совсем.
Потом он наконец появился и смотрел на меня презрительно и скорбно. Как будто я был виноват в том, что современная членчику литература не смогла развеселить его!
Но у меня оставался еще последний козырь - свежая пресса, и я поспешил ею воспользоваться, надеясь, что ее колоссальные возможности доставят моему паразиту хотя бы самое минимальное удовольствие; о наслаждении я и не мечтал.
Левая пресса находилась во власти шизофрении (девяносто восемь процентов) и безысходности, апатии, гомилий на остальные проценты. "Неужели все так плохо?" - воскликнул членчик, когда я ему прочитал об экономике. Я рассмеялся - разве это плохо, членчик, я тебя разбаловал, я тебя, мой дорогой, на морозе ссать не заставлял, когда струя на лету превращается в искристый звенящий лед. "А правда, что до революции было хорошо?" - не унимался членчик. "Не знаю, - ответил я, - а врать тебе, членчик, не хочу, но вот твою проблему мы бы смогли решить за два рубля в ближайшем переулке".
Членчик рыдал. Потом стал читать фантастику, думать о машине времени,. Завел копилку и понемногу собирал необходимую сумму.
Вскоре членчик потребовал правую прессу. Я нашел ее; зажгли лампу, устроились. Правая пресса состояла из шизофрении (девяносто восемь процентов) и распада личности, апатии и немеркнущего идеала на все прочие проценты. Членчик был поражен тем, что мессианство приняло такой размах, а также многим другим, что меня уже давно не удивляло. "Они озабочены тем же, что и я, - сделал совершенно неожиданный вывод мой невинный членчик, когда я прочитал ему всю имевшуюся у нас прессу, - мы вместе уедем на машине времени в переулок, где все проблемы за два рубля".
Нет, членчик, с ними ты никуда не уедешь! Но не бойся, я тебя волкам детерминизма не отдам!
Членчик находился в глубокой прострации. Итак, единственное, что теперь могло спасти своего несчастного спутника - влажный мешочек вагины, казалось бы - сущий пустяк, но для этого нужна, как правило, женщина, но мои отношения с ними оставляли желать лучшего, однако ради членчика я уже был согласен на все! Потому что виноват я был перед ним, и крепко виноват, - я проморгал его естественную потребность.
Первое, о чем я подумал, - это женитьба.
Некрасов, мой Некрасов женился на проститутке и, как считает большинство исследователей, был доволен. Апполон Григорьев, крутой человек, тоже женился на проститутке и, говорят, тоже был доволен. Чем же мы с членчиком лучше?.
Жениться или не жениться - вот хрестоматийный русский путь, приводящий к счастью в любом варианте. Пушкин женился и был счастлив. Лермонтов не женился и тоже был счастлив. Толстой женился и был очень счастлив. Гоголь не женился и тоже был очень счастлив
Нет, все-таки женитьба как таковая не для простых смертных; нам с членчиком нужно нечто более земное, а конкретно - обыкновенная женщина.
Я решился! Пусть будет женщина! Но ведь для того, чтобы моему членчику утерла слезы не жена, а нормальная женщина, нужны деньги, и порядочные. Но что деньги, раз такое дело, я ничего не пожалею, я библиотеку продам, я на Бергмана больше ходить не буду, хуй в ним, только бы членчик был здоров!
Поскольку сам я был не в состоянии что-то предпринять, то пришлось рассказывать всем подряд о том, как запустил я членчик и литература с прессой не помогли, а объявления про членчик не принимают, и прошу я, повторяю, не для себя, а только членчика моего ради, почему всем можно, а ему нет? Наконец меня свели со знающим человеком.
"Открой его", - велел мне знающий человек после того, как мы втроем вдоволь наговорились. Членчик испугался чужого и вылезать не хотел. Я все-таки с трудом его вытащил.
"И это все?" - знающий человек покачал головой и брезгливо погладил членчик. "Какой есть", - заступился я за членчика, который и так весь дрожал. "А что он умеет делать?" - поинтересовался знающий человек. "Скажи что-нибудь или спой", - подсказал я членчику, но он сегодня был точно не в форме.
Знающий человек надолго задумался. "Ладно, - вздохнул он, - есть тут у меня одна вагина". Членчик от радости так далеко высунулся, что сразу прибрел достаточные размеры; "Ну вот, - знающий человек улыбнулся, - так бы всегда!", какая вагина? Немка?
Знающий человек щелкнул членчика по носу и дал телефон.
Членчик привередничал, хотел исключительно вагину-немку, потому что однажды я показал ему немецкий порнографический журнал, и членчик решил, что немки страстные и все умеют. Я послал на хер сноба членчика, пускай радуется, что хотя бы что-то есть!
Под Николая Угодника зимнего, добрая примета, должно повезти. Голос вроде теплый, но тон недоброжелательный. Пришлось подробно объяснять, кто я такой и откуда телефон знаю. "Хорошо, - легко согласилась она, - все равно сейчас не сезон, время есть, приходите, я вам помогу". Я обиделся: мне-то зачем, ты, главное, членчику моему помоги!
"Только обязательно, - неожиданно добавила она, - принесите розы". Конечно, ради членчика я был на все согласен, но почему же именно розы?
"Разве вы не помните, - и голос ее задрожал, - любовь, как роза красная, цветет в моем саду..." Так она еще и стихи пишет! До сих пор, несмотря ни на что, люди, пишущие стихи, вызывали у меня чувство искреннего восхищения.
"Нет, - сказала она трепетно, - это Бернс". - "Кто обосрался?" - не расслышал я; о, эти отвратительные микрофоны!
Она продиктовала по буквам: блядь, елка, Рамзес, нарцисс, сука. "Скажите, а у вас, извините, у вашего членчика есть особенности?" - "Ну какие особенности, если он даже на литературных современников не стоит!" - не выдержал я. Она выронила трубку, потом долго объясняла, что к такому готова не была, но все равно, закончила она, приходите! Придем!
По дороге мы с членчиком напевали: "Вагина, раз, два, три, дивчина черноброва с саду ягоды рвала".
Я курил под ее дверью, не решаясь позвонить. С лестничной клетки открывается фантастический вид на зимний двор - легкая поземка, облезлые машины, декабрьские хлопоты, скоро Новый год, нет - пейзаж для пиздолюбов, а нам с членчиком пора делом заниматься!
Она встретила нас одетая, но в халате. Поздоровались за руку, а потом она долго искала тапочки, и все же мне пришлось остаться в носках.
Она налила водки, мы чокнулись за нашего членчика, выпили, и я разговорился. На Николая Угодника на московских кухнях принято исповедоваться, и я ей рассказал, как хотел стать профессиональным спортсменом и как болел свинкой, а потом говорил о себе и о членчике, - "мы", подразумевая не только наше многолетнее филологическое родство, но и творческое содружество.
"А как же нескромное предложение, - я наконец вспомнил, зачем и куда пришел, - мы будем учить членчика или не будем?" Она пригласила нас в комнату и не спеша стала раздеваться.
Какая у нее была фигура? Такая же, как у всех сострадательных советских женщин.
А глаза? Бездонные. Как небо над Берлином. Или Парижем; или как пропасть в Уральских горах.
Я помог раздеться членчику, который радостно и уверенно смотрел по сторонам (давно я не чувствовал его таким мобильным), она несколько раз покрутила членчика вокруг его оси, продемонстрировала ему большую, четко очерченную вагину, членчик приготовился, и тут она повернулась к нему ухом!
"Я забыла вас предупредить, - она мило улыбнулась, - но я могу только сюда", так я и знал, что непременно какая-нибудь гадость выйдет!
"Давай, шепнул я членчику, - не подведи, я тебя мыл, поил и кормил, ухо, так ухо, в конце концов - невелика разница", но обескураженный членчик совершенно растерялся и спрятался.
Я был абсолютно с ним согласен, куда же ему по первому разу в ухо, нельзя же так издеваться над дилетантами!
"Может быть, - я пытался спасти положение, - сегодня как принято, как водится, как нормально, ведь он же еще и так не умеет, а завтра - хоть в жопу, хоть в пятку, но сейчас давайте, как люди!". Она была непреклонна, и честно призналась, что боится, если членчик у меня даже на современную литературу не стоит, то и у нее с ним ничего не получится.
"Пожалуйста, - умолял я членчика, встань, ну ради меня, ради Бернса", нет, все-таки Бернс и знающий человек - полные мудаки, какая любовь? Откуда роза? Почему сад? И кто так куда цветет, когда мы с членчиком стоим, как два Бернса, перед ухом и не знаем, как быть дальше?! Но кто из них красная - любовь или роза?!
А членчик тем временем совершил чудо. Он сумел залезть в ухо и там кончить! Наша честь была спасена.
Мы попрощались с ней, как добрые знакомые. На улице - ни души, только юный мент крутится под фонарем у входа в посольство. Пахло, как всегда, инфляцией, навозом и военным переворотом. Но я уже не боялся за членчика. После уха у него не должно быть проблем в этом прекрасном и яростном мире.



Guelman.Ru - Современное искусство в сети